Детство в Соломбале

"И вот нашли большое поле..." - футбольную площадку в Соломбале около полуэкипажа. Моряки "Луизы" выставили команду в полном составе одиннадцать человек. В нашей команде было всего десять игроков. Я сколько ни просил, в команду меня не приняли. - Учеников не брать! - решительно заявил предсудкома. - А вдруг "подкуют", потом отвечай за вас. - Да, а Косте Чижову почему можно? - Чижову уже шестнадцать лет, и он - машинист, а ты - ученик. И не проси, сказал нельзя, значит, нельзя! - Ничего, и десять человек сыграют, - сказал Иван Пантелеевич. Судил международную встречу английский моряк Чарльз Виндгам. На больших фанерных щитах мы с Костей черной краской написали: "Октябрь" - СССР" и "Луиза" - Норвегия". Для такого случая боцман Родионов не пожалел ни фанеры, ни белил, ни краски. Зрителями были полкоманды "Октября", полкоманды "Луизы" и почти половина всех мальчишек и девочек Соломбалы. Была здесь и Оля Лукина со своей подругой Галинкой. Пожалуй, хорошо, что я не попал в команду. Ведь в игре можно было осрамиться, а тут была Оля. Я сидел рядом с Иваном Пантелеевичем. Оба мы страшно волновались, глубоко в душе все же веря в победу нашей команды. На всякий случай у нас был даже припасен букет цветов, надежно спрятанный в кустах. - А если наши проиграют, что будем делать с цветами? - тихо спросил я у Ивана Пантелеевича. - Отдадим козам, - усмехнулся боцман. Собственно говоря, у нас было даже два букета. Второй втайне от боцмана я заготовил для Кости. Интересно, видел ли Костя Олю? Игра началась по всем правилам. Футболисты резво выбежали на поле. Капитан команды "Октября" Павлик Жаворонков обменялся рукопожатием с капитаном команды "Луизы" Карлом Свенсеном. Свисток - и игра началась. Костя играл в нападении левого края. С первых же минут моряки "Октября" бросились в яростную атаку. Они рвались вперед, к воротам противника, с заветной целью - забить гол, открыть счет. Норвежцы же начали игру осторожно. Они словно присматривались, оценивали силы нашей команды. Иван Пантелеевич не мог сидеть спокойно. Он вскакивал, кричал, снова садился и снова вскакивал. Мальчишки свистели и гикали, девчонки - редкие гости на футболе - визжали. Хотя наша команда настойчиво атаковала, успеха в игре она не имела. Вначале боцман Родионов радовался. Потом он стал злиться, досадуя на медлительность наших игроков, и вскоре он уже на чем свет стоит клял всю команду. Вратарь команды "Луизы", высокий, настоящий великан, невозмутимо стоял на своем месте. Казалось, он так уверен в своей защите, что даже и не собирается участвовать в игре. Вызывающее спокойствие норвежского вратаря еще больше раздражало Родионова. В воротах команды "Октября" стоял кочегар Матвеев. Он и в воротах футбольного поля действовал не хуже, чем у топки. На стадион пришел Георгий Родионов, сын боцмана. Он долго наблюдал за игрой, стоя около нас. Потом сказал: - Никакой тактики. И не чувствуется тренировки. Так они, конечно, проиграют. - Типун тебе на язык! - огрызнулся боцман. И в ту же минуту почти вся команда "Октября", прорвавшаяся на половину поля противника, вдруг осталась без мяча. Матвеев заметался в воротах. Момент был критический и самый неприятный. От сильного удара Свенсена мяч ворвался в ворота подобно снаряду. Свист и оглушительное гиканье словно взорвали стадион. Рядом со мной раздался вопль. Иван Пантелеевич схватился за голову. - И я еще на свои деньги купил им мяч! Через несколько минут свисток судьи возвестил о перерыве. Разочарованный и обозленный Иван Пантелеевич даже не встал с места. - Иди расскажи этим молокососам и шалопаям, как нужно играть! - сердито сказал он сыну. Весь перерыв Георгий Родионов разговаривал с футболистами "Октября". Он упрекал их за неслаженность в игре и за излишнюю горячность, советовал "держать" игроков противника. Во второй половине норвежцы стали играть напористее. Они все чаще и чаще прорывались к нашим воротам. Было видно, что Матвееву приходится трудновато. Он прыгал, падал и под одобрительные выкрики и аплодисменты брал мячи мертвой хваткой. Между тем игра подходила к концу, и над командой "Октября" нависала угроза проигрыша с "сухим" счетом. И вдруг всех удивил - кто бы вы думали? Костя Чижов. Матвеев выбил мяч далеко на середину поля. Мяч был принят матросом Якимовым и стремительно передан Павлику Жаворонкову. Радист ловко обвел полузащиту норвежцев и ударил по воротам. Зрители ахнули - мяч угодил в стойку ворот и отскочил. И тут подвернулся Костя Чижов. Может быть, случайно, но Костя так ударил по мячу, что тот влетел под планку и затрепетал в сетке. Я хотел броситься на поле обнимать Костю, но боцман удержал меня. Впрочем, и сам Иван Пантелеевич от радости и восторга едва сидел на скамейке. Оля и Галинка неистово аплодировали Косте. Международная встреча так и закончилась вничью со счетом 1:1. Команды поприветствовали друг друга. И в это время наш боцман вышел на середину поля и торжественно передал Павлику Жаворонкову, капитану команды, букет цветов. При этом он тихо, чтобы не слышали посторонние, пробурчал: - Хотел козам отдать, да ладно уж... Я тоже вспомнил о своем букете и поспешил отдать его сегодняшнему имениннику, моему другу Косте Чижову. Тут были астры, георгины, анютины глазки... Костя смущенно взял букет, повертел его и потом спросил у меня: - А что если я их тоже подарю? - Кому? Костя решительно подошел к капитану команды "Луизы" Карлу Свенсену и подал ему цветы. Норвежец широко улыбнулся, взял цветы и обнял Костю, а его товарищи захлопали. Рукоплескал и весь стадион. - Это на дружбу! - сказал Костя. - Спасибо, - сказал норвежец и повторил: - На дружбу! Хау хапи ай ам! - Он говорит, что очень счастлив, - перевел Павлик Жаворонков. Костя был героем. И главное, все это видела Оля. Я радовался за друга и втайне завидовал ему. Когда мы возвращались на "Октябрь", Иван Пантелеевич все время шел с Костей и расхваливал его. Вот такие ребята никогда не ударят лицом в грязь и не уронят честь команды советского парохода. А через час я снова слышал ворчливый голос боцмана, раздающийся со спардека: - Эй, парень, ты забыл, что находишься на палубе "Октября"?! Я тебя в одну минуту приучу к порядку. Эти слова относились к Косте Чижову, который нечаянно обронил на палубу кусок пакли.