Deus Ex: Чёрный свет (ЛП)

— Меня зовут Адам Дженсен, — резко ответил он на вопрос, который ему не успели задать. — Я помню, кто я. Но я не помню, где я.

* * *

Через день врачи (женщину звали Рафик, а мужчину — МакФедден) решили, что он достаточно пришёл в себя, чтобы его можно было перевести из послеоперационной палаты в главное здание. Они назвали это здание лечебным учреждением, но оно не было похоже ни на одну из больниц, в которых бывал Дженсен.

Рафик рассказала Дженсену, что когда-то он был полицейским, и он день за днём вспоминал всё больше моментов из старой жизни.

Это учреждение напоминало ему психиатрические больницы для заключённых, в которые он, будучи полицейским, отправлял невменяемых преступников. И ему было не по себе от мысли о том, кем, в таком случае, его видели врачи.

Когда Дженсен спросил их, есть ли у него близкий человек, с которым он мог бы поговорить, они сказали ему, что не нашли сведения о таковых, но он мог позвонить, куда пожелает Повинуясь инстинктивному порыву, он сказал, что не помнил ни одного номера. Он солгал; на самом деле он просто не хотел, чтобы они подслушали его разговор. Его инфолинк находился в перманентном офлайн-режиме, и он не сомневался, что эту и другие потенциально опасные аугментации ему отключил местный персонал.

Объект 451 состоял из готовых модулей, которые сложили в уродливую геометрическую кучу. Находился он в пустоши полуострова Кеная. За два десятка лет, беспрепятственно выкачивая ресурсы и активно загрязняя природу вокруг, корпорации превратили этот район Аляски из лесного ковра в голую тундру с полумёртвыми кустарниками, разбросанными по покрывалу грязного серого снега. Благодаря своей удалённости от цивилизации и малонаселённости Канай стал одним из дюжины регионов, которые Всемирная организация здравоохранения выбрала для возведения объектов вроде 451-го. Формально они назывались «учётными клиниками», но, походив по коридорам и насмотревшись на высокие заборы, Дженсен подобрал для них другое, куда менее благовидное название.

Здесь находились люди самых разных национальностей, профессий, возрастов, происхождений. Объединяло их одно: у всех здесь были аугментации — протезы рук и ног, кибернетические глаза или нейроимпланты.

В эту клинику её обитателей утрамбовали так же, как спихивали вместе жителей трущоб, времянок и лагерей беженцев в руинах, оставленных после канзасских пыльных бурь или флоридских потопов. Первое время все «подучётные» — никто не называл их пациентами или заключёнными — держались от Дженсена подальше, так что ел в столовой и ходил по двору под блёклым дневным светом он в одиночестве.

И его это устраивало. Ему нужно было время и свободное личное пространство, чтобы собраться с мыслями, чтобы выстроить все всплывшие воспоминания в подобие связной истории. Сам процесс был странным: иногда они приходили медленно, иногда — рывками. Но постепенно, фрагмент за фрагментом, Дженсен восстановил их. Макфедден равнодушно высказал своё мнение Дженсену о том, что поскольку тот пролежал в коме несколько месяцев, вряд ли ему когда-либо удастся полностью восстановиться. «Никто не может обмануть смерть дважды», — сказал врач.

— Позволю себе не согласиться, — ответил Дженсен этому воспоминанию. Его выдох вознёсся белым облаком пара.

— Что?

Он обернулся, глядя на приближавшегося к нему крепкого мужчину в парусиновых туфлях, которые выглядели слишком тонкими для холодного воздуха и промёрзлого асфальта. Лицо у него было круглое, покрытое плотным, густым загаром, который появляется лишь у тех, кто годами работает на открытом воздухе, и поросшее неухоженной бородой, голова — лысой и неровной. Дженсен чувствовал себя увереннее, чем подходивший. Встретив его взгляд, он увидел, что у мужчины были свои, натуральные глаза. В них читались любопытство и настороженность.

— Ничего, — сказал Дженсен. — Мысли вслух.

— Понятно.

Мужчина подошёл к забору и прижал к нему ладони. Как и у Дженсена, от плечей до кончиков пальцев конечности у него были механические. Но у Дженсена кибернетические руки выглядели мускулистыми и изящными, а у его собеседника они походили на грузные, неуклюжие стрелы экскаватора, которые уменьшили в размерах, чтобы привинтить к человеческому телу. Он взялся за забор, точно клешнями, сплошными толстыми кистями, на каждой из которых было по два больших пальца. Металлические звенья забора крякнули под его хваткой.

— Вот это видок, — сказал он.

— Без забора смотрелся бы лучше, — ответил Дженсен.

— Аминь, — с чувством ответил мужчина, а затем повернулся к нему и протянул руку для рукопожатия, как будто Дженсен правильно ответил на незаданный вопрос: — Меня тут называют Стакс. Ты Дженсен, да?

— Ты знаешь меня? — пожал ему руку Дженсен.

 Стакс кивнул на клинику, в сторону двух одетых в тёплые куртки санитаров, которые наблюдали за ними на пару с дроном, который лениво парил над их головами:

— Я слышал, как они тебя называли по имени.