На военном был изодранный черный плащ, из-под которого просвечивалась легкая форменная одежда, рассчитанная для ношения под скафандром, и тяжелые безразмерные ботинки с широкой подошвой без замков и шнуровки. Он сжимал в руке короткоствольный пистолет и пытался заглянуть в будку за спину женщины.
– Вы одна?– прохрипел он и закашлялся, прочищая горло.
Ольга молчала и внимательно всматривалась в офицера. Она не была уверена в нем.
– Я слышал крики,– овладел тот своим голосом.– Мне показалось, Вам нужна помощь.
– Вы что, дожидались своей очереди, или это очередной спектакль?– вызывающе спросила она, обращаясь скорее к прототипу в облике Мазура, чем к военному.– Признайся, ведь Гранковичем тоже был ты! Ты приходишь с разными лицами! Чего ты добиваешься?
Офицер удивленно посмотрел на женщину и сделал шаг в сторону, чтобы оказаться сбоку от двери и выйти из поля зрения того, кто мог скрываться в будке за спиной Ольги. Этот нехитрый и машинальный маневр военного убедил ее в ошибочности подозрений лучше, чем любые объяснения и доказательства.
– Я могу войти внутрь?– осторожно спросил Мазур.
– Нет. Я хочу поскорее уйти отсюда. Как Вы меня нашли? Хотя о чем я спрашиваю... Вы же дали мне тот кристалл. А что приключилось с Вами? Мы так резко потеряли друг друга...
Военный молчал и щурился, пытаясь рассмотреть лицо женщины, а та старалась отвести взгляд. Кое-что она не хотела обсуждать с ним.
Они так и пошли вдвоем плечом к плечу, не доверяя друг другу настолько, чтобы пропустить кого-то за спину, но и не давая лишнего повода для беспокойства спрятанным с глаз оружием. Они были так поглощены своей игрой, что не придали значения мелкому обстоятельству.
Недавно закончившийся дождь изрядно подмочил одежду военного, но женщина, вышедшая из сухого теплого помещения трансформаторной будки, была промокшей насквозь. Ее мокрые волосы и потяжелевший от воды комбинезон пахли морской водой...
*****
Гранкович встречал рассвет.
Он не был один и потому преисполнился умилением от ощущения чьей-то близости. Они сидели на скамье в скверике между двумя стенами могучих древ, обступивших аллею, которая своей перспективой упиралась в остывшую реку.
Было морозно, и холод сковал осенние запахи в букет, который контрастно покалывал в ноздрях и студил грудь. Дыхание получалось отрывистым, как глотки горячего напитка, но с точностью до наоборот. Свежесть тревожила разум, бодрила мысли, а тело подрагивало, наполняя кровью лицо и руки.
Змею было хорошо. Очень хорошо. Он улыбался своим мыслям, вслушивался в тишину, которую ни что не смело нарушить, всматривался в просветлевший мрамор неба. Тучи рассыпались как дурной сон и теперь умирали рябью на западе с уходящей ночью. Осень впервые дарила земле ясный день как напоминание об прошедшем лете. Только летом день приходил раньше, чем просыпалась жизнь, и только летом рассветы бывают неповторимо чудесными как награда упрямцам, которые решаются их встречать в невероятную рань.
Растущий свет наполнил Гранковича воспоминаниями, которые освещали лицо изнутри. Время потерялось в помутневшем взгляде, и он едва не пропустил явление светила.
Уверенно и снисходительно оно выглянуло из-за края горизонта, разрастаясь пожаром цвета. Матово-серый мир наполнили краски, а тени преклонили колени в приветствии. Это было похоже на выход царственной особы к подданным, которые падали ниц перед лицом ослепительного величия. Милостивая благодать, нашедшая человека, воплотилась в еле ощутимое прикосновение тепла, которое способно согреть сильнее пламени костров.
Змей импульсивно вздохнул и, закрыв глаза, и подставил лицо солнцу. Теперь он кожей ощущал его восхождение, заливаясь румянцем, который согнал бледность с лица.
– Порой этот мир кажется мне прекрасным,– признал он.
И в ответ на его слова город ожил. Задрожал очередью выстрелов и заворочался глухим ревом моторов. Утреннее эхо еще пыталось какое-то время облечь эти звуки в радужные одежды, оглашая их окрест и повторяя нараспев, но это был мир Гранковича, и человек снисходительно улыбнулся, приветствуя ожидаемое.
– Все проснулись...– отметил он.– Новый денек, новые события. Кто-то родится, кто-то умрет.
Он повернул лицо к своей соседке и оценивающе ее осмотрел.