– Да ради бога! Любой канал новостей включи: по их оценкам количество погибших превышает население города.
– Но есть же официальная статистика.
– Да есть: несколько десятков человек.
– Абсурд.
– Абсурд, парень, это то, что творится внизу, на улицах.
По мере приближения к центру, взору открывались более ужасные картины. Многие здания были охвачены огнем, а кружившие вокруг них пожарные вертолеты выглядели как насмешка перед лицом тысяч людей, которые горели заживо в этих зданиях или прямо на улице, прижатые давкой к пожару. Им неоткуда было ждать помощи и даже надежды.
Стоны, крики и плачь пробивались в кабину сквозь шум винтов, а вертолет, в силу своих малых габаритов и незначительной мощности, петлял низко, так что можно было видеть, как на улицах стояли мертвецы, задушенные, сожженные, раздавленные, а плотность людей крепко удерживала их, не давая упасть.
И мертвецов было много, очень много. И они стояли.
На центральной площади, где сходились четыре крупных улицы, наверное, столкнулись и четыре разных потока. Не имея возможности разминуться, они давили друг друга под напором идущих сзади, пока вся площадь не была заставлена мертвецами. Пролетая над ней, эксперты услышали только тишину: безмолвный, недвижимый ужас.
– Что-нибудь делается?– Серый вновь оборнулся к пилоту.
– Ввели дополнительные войска, оцепили город. Там где можно, людей эвакуируют, но паника есть паника.
– Что в департаменте?
– Он на осадном положении. Вокруг такая же толчея, может реже, но почему-то очень хорошо вооруженная.
– Вооруженная?
– Люди обезумели, и кто-то позаботился, чтобы у них в этот момент оказалось оружие. В здании пожар, есть убитые, служащих спешно эвакуируют.
– А куда же мы направляемся?
– Временный штаб департамента на окраине, в городке полицейского госпиталя. Туда вывозят всех чиновников, а периметр квартала охраняет тяжелая пехота регулярной армии. Сейчас они там строят заграждения и баррикады.
Серый многозначительно присвистнул и откинулся в кресле. События приобретали неожиданный поворот.
– Ты представляешь...– повернулся он к Ольге, но замолк на полуслове, потому что женщина спала.
Ее лицо было мокрым от слез, но дыхание уже стало глубоким и ровным. Полицейский не посмел тревожить ее сон.
* * * * *
Город стонал.
Эйфория первых часов беспорядка сменилась к вечеру размеренной анархией.
Любая общность людей подчиняется законам или своду каких-либо правил, регулирующих отношения между ними. Даже два человека, объединенные силой обстоятельств в маленькое сообщество, неизбежно установят порядок в отношениях, основанный на принципах демократии, диктатуры или любой иной системы. Модель отношений может быть совсем примитивной или очень изощренной, но она будет всегда, и всегда будет соответствовать духу времени и ожиданиям большинства.
С того момента, как полиция самоустранилась с улиц, не будучи в состоянии поддерживать порядок, блюстителями которого они были, образовавшуюся пустоту заполнил новый закон улиц. Новорожденный развивался от самых азов юриспруденции, позаимствованных еще у самой природы, и действовал по принципу «кто сильнее тот и прав». Этот закон быстро эволюционировал, сосредоточив власть в руках наиболее простых и жестких лидеров.
Когда полиция, наконец, достроила баррикады периметра, отгородившего ее от остальных горожан, у нее возникло желание вернуться на улицы. Но улицы уже оказались занятыми, а действующий там порядок был установлен прочно и агрессивно защищал свои устои. Уличные банды, выражая общее негодование действиями власть предержащих и перекладывая груз ответственности именно на их ухоженные шеи, стали не только глашатаями воли большинства, но и их новыми блюстителями. Они встретили вооруженным сопротивлением отряды легионеров, бросившихся восстанавливать старый уклад, столь неуместный в сильно потрепанном городе. И не удивительно, что застрявшие в городе патрули легионеров были разоружены или уничтожены, а более крупные соединения правоохранителей вытеснены на окраины города или под прикрытие периметра.
События в таких случаях разворачиваются стихийно, но в одном направлении. Погромы и грабежи быстро прекратились, а на фонарных столбах взвились знаменами новой свободы висельники-мародеры: демонстративные казни всегда пользовались популярностью в народе, нашедшим новый путь в собственное будущее, которое спешило любыми способами избавиться от скверны прошлого.
Жизнь возрождалась.
Еще не все жертвы были кремированы, не все пожарища были потушены, а город уже вставал из пепелища.
Это был другой город, неузнаваемо изменившийся.
* * * * *
Получив сносную медицинскую помощь и передышку, эксперты включились в общую суету. Работа в периметре кипела: прямо на глазах возводились временные сооружения, протягивались коммуникации, организовывалась помощи пострадавшим. Захваченные общим азартом они надолго растворились среди снующих людей, подчиняясь волевым приказам, которые, порой, противоречили друг другу и себе. Но в царившем вокруг воодушевлении это было неважно.