Я замечаю усталость в ее уже потускневших глазах и стыдливо вспоминаю, что она давно не отдыхала. Во время родов не поспишь, дорога хоть и длинная, но такая крутая и бугристая, что поспать удастся едва ли десять минут.
– Мадам Антонина, – все также игриво, но с нотками вины шепчу я, – Королева отдала приказ о вашем немедленном отдалении от королевской кухни в свои покои. Приказ не подлежит обсуждению и должен быть выполнен в ближайший час!
Хохот бабушки разносится по всему дому. Она вытирает руки о, замазанный мукой, фартук, развязывает его и так же смешливо даёт ответ:
– Повитуха Антонина услышала приказ ее Величества Королевы Велии. Она немедленно начинает исполнение и надеется,что Королева позаботиться о немытой посуде, – она кивает в сторону, затем чуть тише дополняет, – ваше Величество только постарайтесь не разбить посуду.
Мой смех проносится по кухне и я довольно киваю головой:
– Сладких снов, бабуль!
– И ты приляг со мной, – вдруг предлагает она, – я как-то уже и забыла когда мы просто валялись на кровати вместе. Ты так быстро вымахала. Уже выше меня скоро будешь! – ее глаза сияют трепетом, любовью и благодарностью. Таких глаз я не видела нигде и ни у кого. Они всегда смотрели на меня только так.
Еле как умостившись на односпальной кроватке из дуба, я уткнулась в руку старушке. От нее пахло спиртом и травами. Где-то на самых последних нотках аромата я учуяла чабрец – мой и бабушкин любимый чай. Бабушка Тоня как обычно запела колыбельную и я быстро задремала.
Глава 3 – Завтрак
Я сижу в каюте, вертя карандаш в ладонях. Вернувшаяся память поставила все на свои места. Однако в груди все тот же немой вопрос.
Я знала, что мать ненавидит меня, но никогда не думала, что всё настолько плохо. Стоило бабушке уехать, как от меня избавились, как от старой половой тряпки. Бедному карандашу не повезло, когда в комнате раздается щелчок: в моих ладонях осталось две половинки.
Я не успеваю даже удивиться, как в каюту входит Дипак. Он представился после пожара. Его имя прозвучало странно и даже неуклюже, но мужчина-пень поделился, что родился в Воздушных землях и всё встало на свои места. Я кивком приветствую его. Пень не садится, а остается стоять в дверях.
– Нас позвали на завтрак.
Я не успеваю ничего ответить, как Дипак уходит прочь. Мне приходится почти бежать, чтобы успеть за его широким шагом. Мы преодолеваем три этажа прежде, чем в глаза ударяет яркий свет. Я жмурюсь, прикрывая лицо ладонью. Пахнет свежестью и морем. О борт ударяются слабые волны. Они игриво плескаются, заигрывая с кораблем. Со всех сторон звучат голоса. Слышу перебранку между двумя юношами, девичий хохот у бортов корабля, чуть дальше беседуют взрослые. Среди них сразу примечаю знакомых надоедливый голос. Кажется, что где-то я его уже слышала, но отмахиваюсь от размышлений, ускоряя шаг за пнем. Он ведёт меня к тому же балкону, с которого мы вчера спаслись. В свете дня это оказывается похоже на террасу без крыши. Видела такие у пары богачей.
Семью маленькой Линды я замечаю сразу. Ее мать сидит в кресле, держа в руках книгу. Отец прислонился к перилам, вдыхая морской воздух, пока его дочь кружится по палубе, во что-то играя и с кем-то разговаривая. Она то кланяется, хитро ухмыляясь, то высокомерно поднимает подбородок, копируя манеры дам. Я сдерживаюсь, чтобы не засмеяться и нелепо улыбаюсь.
Когда нас замечают, то семья откладывает дела, приглашая присесть. Только сейчас замечаю длинный стол, застеленный белой скатертью с вышивкой. Такую стелят только в праздники. Живот громко урчит, когда вижу запеченную рыбу, горшочек с супом, нарезку фруктов по цветам радуги, лепешки, а возле края стоят яркие пирожные. Я сглатываю слюну. Никогда не ела ничего подобного, но часто слышала, как дети богачей рассказывали о неповторимом вкусе лакомства. Ноги подкашиваются, но Дипак ловко подхватывает мою руку, игнорирует мой взгляд, и ведёт к столу. Он садится возле меня, когда как отец семейства усаживается в начало, а жена и дочь справа от него и напротив нас.
Адама я узнаю сразу. Бывший возлюбленный матери постарел: морщины возле глаз, губ, на лбу, но эти морщины другие. Они добрые, будто после несколько десятков тысяч улыбок. Его огромная ладонь накрывает сразу две руки жены. Оба смотрят на меня, не скрывая слез в мягких взглядах.
– Велия, – голос Адама наполнен лёгкой дрожью, – наша семья благодарна тебе за спасение Линды.
На секунду я туплю взгляд, в голове вспыхивает образ матери, но голос девочки вытаскивает меня наружу. Я ловлю ее взгляд на себе:
– Ты сразу показалась мне хорошей, – произносит она, вспоминая о нашей первой встрече, – прости, что врезалась в тебя.
Я смутно помню наше столкновение. Кажется, что это было очень давно. Я лишь кротко киваю и молчу. Дипак, как и я, таращиться на стол, не смея начать. Адам замечает это и двигает в мою сторону тарелку с пирожными: