– Гордый Змей, – ладонь Светоносного гладила шелковистые перья крыльев, – теперь ты веришь мне? Веришь. Перед врагом ты не склонил бы колени. Твой дед мог лгать мне и ненавидеть меня, твой отец может это, но от тебя, мой Змей, я не приму ненависти и лжи. Смирись с этим, как смирился с тем, что ты – иной, даже для своей семьи – особенный. Прими это. Гордись тем, что мне нужна, необходима твоя любовь и искренняя верность.
– Но как же так? – Наэйр открыл глаза. Сын Утра стоял рядом с ним на коленях, ласково перебирая пальцами сверкающие перья. – Почему так? Это… то, что ты сказал… оно было в Начале.
– Оно есть.
Теперь за человеческим обликом Наэйр видел суть Того, Кто говорил с ним, видел свет, и не понимал, почему этот свет до сих пор не испепелил его.
– Оно есть, – задумчиво повторил Сын Утра, – у меня странное чувство, Змей: я впервые говорю с ребенком, и это очень… непривычно.
– Я не ребенок.
– Да, конечно. Но твоему телу еще не исполнилось и пятнадцати лет, а твой дух… – короткая улыбка, – прости, но и в душе тебе те же четырнадцать. Просто ты очень много знаешь для своих лет. Возможно, мне тоже следовало создать Сына, чтобы научиться разговаривать с детьми. Давай сядем, – он приглашающе кивнул на невысокие кресла, – возможно, так мне будет проще. Мы хотя бы станем одного роста.
Что ж, Сын Утра стремился смягчить им же произведенный эффект, и Наэйр был бы признателен за это, если бы не меркли все чувства перед безграничной и чистой радостью: он искал и нашел Бога.