Дева Солнца

– Благодарю тебя, Повелитель-из-Моря, за то, что ты, несмотря на все препятствия, спас мою дочь и привел ее обратно столь же чистой, как прежде, чтобы она могла со мной проститься. Теперь я понимаю, как порочна была политика, заставившая меня обещать ее в жены принцу Урко. Благодаря твоей доблести дело кончилось ничем, и я рад. Но впереди тебя и мой народ ждут большие опасности. Встреть их по-своему и как сможешь: ведь отныне, Повелитель-из-Моря, это твой народ, твой и моей дочери, ибо мои желания и воля в том, чтобы вы поженились, как только меня положат рядом с моими предками. Возможно, было бы лучше, если б ты убил Инка, когда он был в твоих руках, но человек идет тем путем, каким ведет его дух. Да будет на вас и на ваших детях мое благословение и благословение моих богов. Ступайте же! Я больше не в силах говорить.

В ту же ночь царь Хуарача умер.

Спустя три дня его похоронили под плитами пола в Храме Луны. Его не бальзамировали и не оставили на поверхности в отличие от традиций Инка.

В последний день траура был созван совет всех знатных людей страны числом в несколько сот; пригласили и меня. Это было сделано от имени Куиллы, которая теперь носила титул, означавший «Высокая госпожа», или «Царица». Я шел туда, сгорая от нетерпения, так как не видел ее с той ночи, когда умер ее отец: по обычаю ее народа, она провела весь период траура наедине со своими женщинами.

К моему удивлению, меня провели не в большой зал, где, как я знал, уже собиралась знать, а в то самое небольшое помещение, где я впервые говорил с Хуарача, отцом Куиллы. Здесь меня оставили одного. Пока я гадал, что бы это значило, я вдруг услышал шорох и, подняв глаза, увидел Куиллу: она стояла на пороге, раздвинув портьеры, словно портрет в раме. Она была в царском облачении, с эмблемой луны на лбу и на груди, так что казалось, будто она вся светится и сверкает в полумраке комнаты, но ничто на ней не сияло так, как сияли ее большие, прекрасные, как у лани, глаза.

– Привет тебе, мой Повелитель, – сказала она мягким голосом, приседая в знак почтения. – Хочет ли мой Повелитель сказать мне что-нибудь? Если да, то поспеши, так как Большой Совет ждет.

Я вдруг словно поглупел, и у меня отнялся язык, но наконец, заикаясь, я произнес:

– Ничего, кроме того, что уже говорил, – я тебя люблю.

Она слегка улыбнулась, потом спросила:

– Ничего не добавишь?

– Что можно добавить к любви, Куилла?

– Не знаю, – ответила она, продолжая улыбаться. – Все же чем кончается любовь мужчины и женщины?

Я покачал головой и сказал:

– Многими вещами, и все разными. Иногда адом, реже – раем.

– А на земле между тем и другим, если любящим удалось избежать смерти и разлуки?

– Ну, на земле – браком.

Она снова взглянула на меня, и на этот раз в ее глазах засиял какой-то новый свет, в значении которого я не мог ошибиться.

– Ты хочешь сказать, что выйдешь за меня, Куилла? – пробормотал я.

– Таково было желание моего отца, но чего желаешь ты? О, довольно! – продолжала она изменившимся голосом. – Ради чего мы терпели все эти злоключения и прошли через долгую разлуку и такие ужасные опасности? Разве не для того, чтобы, если Судьба пощадит нас, наконец соединиться? И разве не пощадила нас Судьба на какое-то время? Какое пророчество было мне в Храме Римака? Разве не то, что Солнце будет мне защитой, и – забыла остальное…

– Зато я помню, – сказал я. – Что наконец уснешь ты в объятиях любимого.

– Да, – продолжала она, и краска прилила к ее щекам, – что наконец я усну в объятиях любимого. Итак, первая часть пророчества сбылась.

– Так же сбудется и вторая, – подхватил я, будто проснувшись, и, обняв, прижал ее к груди.

– Ты уверен, – прошептала она, – что любишь меня – женщину, которую считаешь дикаркой, – настолько, чтобы жениться на мне?

– Даже больше, чем уверен, – ответил я.

– Послушай, Повелитель. Я всегда это знала, но, как женщина, хотела услышать это из твоих уст. Будь уверен, что хоть я всего лишь своевольная, неученая девушка, ни один мужчина никогда не будет иметь более верной и любящей жены. Я надеюсь даже, что моя любовь будет такой, что ты наконец забудешь – хотя бы на час – ту, другую женщину, которая когда-то была твоей.

Я содрогнулся, словно от укола клинка, ибо что бы ни говорили о первой любви, она – как Куилла догадалась или научилась у самой Природы – нелегко забывается, и даже если она умерла, ее дух является и преследует нас.

– А я надеюсь, что ты будешь моей, и не на час, а на всю жизнь, – ответил я.

– Да, – сказала она со вздохом, – но кто знает, сколько еще продлится наша жизнь? Будем же срывать цветы, пока они не увяли, Слышишь, сюда идут? Это за нами. Пожалуйста, войди в зал Совета рядом со мной и держи меня за руку. Я хочу сказать кое-что этим людям. Тень Инка Кари, которого ты пощадил, все еще лежит на нас и на них, окружая нас холодом.