Девчата. Полное собрание сочинений

– Чего тянешь? – теряя терпение, спросил Федор Николаевич и настойчиво потребовал: – Оправдайся, Анюта!

По всему видать, Федору Николаевичу позарез хочется, чтобы она была как можно меньше виновата. Тогда ему легче будет замять это неприятное дело. «Все-таки добрый он ко мне…» – благодарно подумала Нюра, а вслух сказала:

– Да знала я, чего уж там… Хорош бригадир, который не знает, что у него под носом творится!

– Не верьте ей, наговаривает на себя! – завопил Илюшка. – Обидно ей, что в нашей передовой бригаде такое приключилось… Ох и самолюбивая ты, товарищ Уварова!

– Не ори ты! – цыкнула на него Нюра. – И не надоело тебе врать? Все я распрекрасно знала и мастера подальше спровадила, чтоб не мешал. Чего уж теперь…

– Я думал, ты умнее… – бессильно прошипел Илюшка Мурманец и нырнул в толпу.

– Значит, знала-таки… – разочарованно сказал Федор Николаевич и заново осерчал на Нюру. – Уж и приврать для пользы дела не можешь! Учишь вас, учишь… – Он спохватился, что говорит не то, еще больше разозлился на Нюру, которая ввела его в невольный этот грех, и закричал тонким не по фигуре голосом: – Завтра же сдашь бригаду Дарье Савушкиной! А сама – багор в руки, ба-гор!

– Ой, напугали! – фыркнула Нюра. – Что я, багром не работала, что ли?

– Ра-бо-та-ла! – передразнил Федор Николаевич. – Вот и доработалась… Уж больно много ты на себя берешь, Уварова!

– Сколько дают, столько и беру, – отозвалась Нюра, ловя себя на том, что ругаться ей все-таки сподручней, чем молча ждать решения своей участи, даже и от справедливого Федора Николаевича.

А тот не унимался:

– Докатилась: станки остановить. А еще передовик!

Нюра хотела сказать, что совсем не собиралась останавливать полозовские станки. Просто так уж вышло: она думала, что старая проволока на складе обожженная и ею можно вязать пучки, а Филин не стал ее обжигать, рассчитывая, что Полозову хватит той мягкой проволоки, которую они спрятали с Илюшкой Мурманцем. Но для Федора Николаевича она была виновата в главном, а все остальное уже не имело значения. И Нюра не стала оправдываться. Обиды на Федора Николаевича уже не было, но Нюру подмывало как-то половчей закончить затяжной их разговор. Да и любопытные сплавщики ее раздражали. И чего уставились?

– У вас ко мне все? – вежливо осведомилась она. – А то вон сколь народишку набежало. Что-то шибко много у нас нынче зрелищ на запани: не успело кино в клубе кончиться, как театр на свежем воздухе открылся! Не много ль для одного дня?

Федор Николаевич пристально глянул на Нюру и догадался:

– От стыда в нахальство кинуло? Что ж, так тоже бывает. Лучше уж так, чем никак.

Нюра на миг смутилась, но тут же вошла в прежнюю роль заслуженного и уверенного в себе человека, который и знать не хочет, как сильно он осрамился.

– Ну, это уже не служебный разговор. Если у вас по работе все, так до свиданьица!

– Все хорохоришься? – тихо спросил Федор Николаевич, не дождался ответа, махнул тюленьим своим ластом, сгорбился и зашагал сквозь расступившуюся толпу к конторе.

Нюра облегченно перевела дух, надеясь, что с уходом начальника все ее испытания кончатся. Но она позабыла о Полозове, и тот напомнил теперь о себе:

– Эх, Анюта! Не такой победы я добивался…

Только полозовского сожаления ей и не хватало! Нюра закусила губы, рывком повернулась к бригадиру-сопернику, готовая дать ему отпор. С несимметричным от флюса лицом, Полозов показался ей вдруг незнакомым, будто она никогда в жизни не видела этого человека. И во взгляде его не было ни злорадства, ни насмешки. Похоже, он и на самом деле жалел, что терял в ней достойного соперника.

Полозов стал лицом к станкам, чтобы не выпускать из виду сплотку, вытащил из кармана уже знакомую Нюре синюю косынку в горошину и стал повязывать раздутую щеку. Для него вся эта история уже кончилась.

Нюра остро позавидовала ему. И даже не тому позавидовала, что Полозов кругом невиноватый, а она вот осрамилась по самую макушку, а больше вот этому: у него уже все позади. Он пойдет сейчас к себе в бригаду и станет работать со спокойной совестью. Много бы дала она сейчас, чтобы поменяться с ним местами.

Мельком покосившись на нее, Полозов проворчал:

– Уварова ты, Уварова, и чего удумала? За кем же мне теперь тянуться? Что ж ты меня одного оставила?

Нюра никак не ожидала услышать такое от Полозова и недоверчиво посмотрела на него: уж не прикидывается ли он? Но по всему видать, Полозов и не думал притворяться и говорил то, что лежало у него на душе. И Нюре впервые пришло в голову: оказывается, она и Полозову была нужна. Наверно, если разобраться толком, и он ей тоже: ведь работа от их соперничества только выигрывала. Недаром в последние месяцы им все трудней стало побеждать друг друга.

Их с Полозовым как бы связала какая-то невидимая, но прочная веревочка, которую она самовольно оборвала. А значит, она и Полозова подвела. Она привыкла считать его сухарем, способным лишь гнать кубометры сплотки, а он, судя по всему, был совсем не такой.