У него был необычайно торжественный вид. Я даже испугалась. Парни деликатно вышли в коридор.
— Дело в том, что наш полк уходит.
— Боря…
— Мы часто теряли друг друга, Нина. А я не могу терять тебя больше. Нам надо расписаться. Тогда я сумею, быть может, добиться твоего перевода ко мне.
— Боренька, но нас же не распишут.
— По документам тебе уже девятнадцать, — напомнил Сергей.
— Ой, Борька, — сказала я, — я буду твоей женой, если только ты сейчас же, при Сергее, дашь мне честное слово, что никогда не будешь говорить: «Между нами все кончено!» Даже если я буду в чем-нибудь неправа.
— По-моему, это твои слова.
— Я этого никогда не говорила и, пожалуйста, не начинай ссору, раз пришел свататься.
— Твоим ребятам можно сказать, зачем мы приехали и по какому поводу устроим сейчас небольшой праздник?
— Ага!
Сергей выглянул в коридор и позвал ребят.
— Можете поздравить Нину, — сказал он, — она выходит замуж.
— А может быть, наша невеста встанет по такому случаю? — спросил Гуменник.
— Пожалуйста, — ответила я, хотя мне было холодно и боль поднималась все выше
— Ты не заболела? — забеспокоился Борис.
— Нет, я просто озябла и легла уже спать.
Мне не хотелось портить никому настроение в такой важный для меня день. Ведь я теперь становилась уже не просто Нинкой Морозовой, радисткой, матросом, а женой боевого летчика, грудь которого украшало много орденов, Ниной Федоровной Брянцевой.
Я села со всеми к столу. И почти до часу ночи праздновали мы мою свадьбу. Было удивительно хорошо, и немножечко печально, потому что не хватало за столом папы, мамы, Гешки, Лапшанского, Маши и Куртмалая.
Договорились, что утром Орлов созвонится с Лапшанским и получит у него разрешение на мой выезд в Алексеевку. Лапшанского пригласим в ЗАГС вместо отца. Борис с Сергеем заедут за мной к десяти часам утра.
С этим Борис и Сережа уехали. Мы все проводили их до переправы и подождали, пока Сергей не погудел нам на прощание.
А потом, когда все легли спать, Васька начал подначивать меня тем, что я и на войну-то шла только затем, чтобы выскочить замуж за какого-нибудь простака. Ребята охотно поддержали его. Но я знала, что все эти грубоватые шутки идут не от злого сердца, а ради болтовни, и не обижалась. Я бы и сама поддержала их в другую минуту, но сейчас мне, было очень плохо. Уже болела вся нога, стало жарко, и было горячо глазам.
Ребята заметили, что я не реагирую на их выпады.
— Ты что, Нинка, уснула или обиделась? — спросил Гриша.
— Я хочу пить.
— Да у нее температура, — сказал Иван, поднеся мне кружку воды и потрогав лоб.
Гуменник сходил в радиорубку за градусником.
— Тридцать девять и семь десятых, — сказал он через пять минут.
Зажгли коптилку. Мне становилось все хуже и хуже, и
Орлов позвонил Лапшанскому. В пять часов утра за мной прислал санитарную машину и увезли в Алексеевку.
— Эх ты, невеста, — грустно пошутил Васька, когда меня укладывали на носилки.
Майор Куркин отправил меня в госпиталь. Там меня положили в маленькую палату и оставили одну до обхода врачей. Потом пришли врачи, осмотрели ногу, переговорили между собой, задали несколько вопросов и ушли, а вместо них явилась медсестра, сделала мне сразу два укола, оставила на тумбочке таблетки и тоже ушла.
Хотя я предыдущую ночь не спала, сна не было, просто дремалось, когда стукнула рама и на подоконнике появился Куртмалай.
— Ты что, сеструха, концы отдавать вздумала не ко времени? — спросил он, прыгая с окна. — А я позвонил к вам в часть, думаю, дай узнаю, где там моя сеструха запропала, а мне говорят: в госпитале. Я сразу сюда. Ты вот что, не затягивай здесь, на днях будет что-то интересное для тебя, я так думаю. Жри все порошки, слушайся врачей, в общем, не залеживайся. Чего это лекарство лежит, а ты его не пьешь? — Куртмалай собрал в пригоршню таблетки с тумбочки и поднес их к моему рту. — Давай не морщись, глотай.
— Да ты с ума сошел, это на весь день.
— Ерунда! Еще дадут! Пей.
Я выпила. В это время дверь скрипнула, и в щель просунулась голова Сергея.
— Вот она, — сказал Попов, входя в палату.
За ним вошел Борис. Он удивленно посмотрел на Куртмалая, запихивающего в меня остатки таблеток.
— Я пошел, сеструха, — заявил Куртмалай и выпрыгнул в окно.
— Что это за явление? — спросил Борис.
— Это не явление, а мой лучший друг.
— Ну и друзья у тебя, — усмехнулся он.
— Очень хорошие друзья.
Сергей вышел. Мы остались одни.
— Почему ты не сказала вчера, что заболела? Мы бы сразу тебя отвезли в госпиталь. Кому нужен этот героизм?
— Я не хотела в госпиталь. Я очень хотела жениться, Боря!
Он взял мою руку и прижал к своим глазам.
— У тебя лицо холодное, — сказала я.
— Нет, это у тебя горячие руки, — пробормотал он, еще крепче прижимая руку к лицу.
Я отняла ее и заглянула ему в глаза. Там стояли непролитые слезы. Я смотрела на них с ужасом и благодарностью.
— Боренька, Боря!
— Вот так-то, — сказал он смущенно, — нелегко все это, Нинок. Дело в том, что через два часа я уже улетаю.
— А я сейчас выпишусь и— баста. Да мы с тобой за два часа тысячу раз распишемся.
— Сергей пошел узнать, можно ли тебя увезти ненадолго.