— Нет, ты послушай. — Направленные на меня глаза смотрели непривычно серьезно. — Я всегда был очень слабым человеком. Но твой пример, он… воодушевил меня, что ли. Ты же молодец, Фридка. Действительно, молодец. Тебя жизнь потрепала в детстве, в юности, да и какое там детство — так, название одно… Ты же знаешь, я никогда не любил праздники, пожелания все эти однотипные. Но сейчас, дочь, очень хочу пожелать тебе: пусть алый рассвет всегда освещает твой путь. А твоя судьба будет в разы счастливее моей.
Я снова не сдержалась, поднялась с места, обняла крепко-крепко этого самого родного в мире человека и заплакала. Вот теперь мне действительно стало хорошо, почти спокойно на душе. Потому что это было то, чего мне всегда не хватало, — простого семейного тепла, чувства, что тебя любят и что ты кому-то нужна. Это ведь важно — понимать, что на свете есть тот, кому ты нужна просто так, не для чего-то. Просто потому, что ты — это ты, а не из-за какой-то там крови…
— Ну, все, все, — вновь деланно недовольно отпихнул меня папочка. — Ешь давай, а то остынет!
Это была самая вкусная рыба в моей жизни и самый вкусный дешевый чай. В эти мгновения я не думала о том, что будет завтра, оставив все проблемы за стенами старого доброго дома.
Так мы просидели вплоть до того момента, пока оба едва не уронили головы в тарелки. Я убрала со стола, помыла посуду, с легким сердцем пожелала папе доброй ночи и поднялась в свою комнатушку. Пыли здесь собралось почти столько же, сколько в библиотеке корпуса до моего первого визита. Ну, это я преувеличила, конечно, но все-таки.
Избавившись от верхней одежды, я отдернула пестрящие заплатками занавески, впустив лунный свет, и улеглась на кровать. Смотря на звездное небо, слушая шум вновь беспокойного моря, думала. О приятном думала. О неприятном можно подумать утром, когда яркие звезды исчезнут, а пока они горят — тревоги меня не тронут.
Никогда бы не поверила, что буду чувствовать себя так хорошо в этом доме. Ведь всю сознательную жизнь я так стремилась отсюда вырваться, изменить судьбу и стереть вечно преследующее меня клеймо девчонки из Слезных трущоб.
Последним, о ком я успела подумать этой ночью, был адмирал Рей, могущественный морской демон, сказавший мне то, о чем никогда не сумею забыть: «Твоя душа чистая, прозрачная, отливающая мерцающим голубым светом. Это твоя натура, твоя суть. Ни особая кровь, ни наследственность здесь ни при чем. Такой свет кажется особенно ярким в заполоняющей мир тьме. Его хочется оберегать. И нужно это делать».
Эти его слова снова и снова звучали в моей голове, и почему-то при воспоминании о них на губах расцветала улыбка.
Зажмурившись, я обняла подушку, притянула ее к себе и почти мгновенно ощутила, что засыпаю. А чуть вибрирующий, звучащий в мыслях голос стал согревающей, словно написанной специально для меня колыбельной. Колыбельной, которой вторил прибой. Вторило само Сумеречное море…