Девчонки и слезы

Завариваю кофе и грызу печенье – беру второе, третье… Съедаю целый пакет, хотя меня уже подташнивает. На миг меня посещает мысль: а не сунуть ли два пальца в рот? Но я сжимаю кулаки и ударяю ими друг о друга, злясь на саму себя. Никогда в жизни не буду так измываться над своим организмом. Пускай я поперек себя толще – плевать. И больше никаких идиотских диет. С этим покончено. Мне по барабану – пускай я жирная как бочка, а Магда – сексапильная красотка. Ладно, конечно, не по барабану, меня это очень даже волнует, но не в моих силах превратиться в Магду, и если именно она нужна Расселу, мне остается только смириться и принять это как факт.

Я не могу смириться. Что это еще за игры? И почему я не стала с ним разговаривать в воскресенье, когда он позвонил? По меньшей мере, он бы хоть как-то объяснил свое поведение. Я бы знала, на каком я свете.

Может, мне самой ему позвонить?

Нет. Пусть звонит первым.

Он уже звонил. Я не пожелала с ним разговаривать. Но я могу позвонить ему прямо сейчас. Он дома один.

Позвони ему, позвони ему, позвони.

Я мнусь в холле, расхаживаю взад и вперед – и наконец решаюсь.

Гудки идут и идут, и мне кажется, он уже никогда не возьмет трубку, но когда включается автоответчик, он произносит:

– Алло?

Автоответчик продолжает работать, а я слышу еще чей-то голос. Он спрашивает:

– Это Элли?

У меня переворачивается сердце. Это Магда.

Она пошла к Расселу.

О боже! Я этого не вынесу. Молча кладу трубку. Бегу к себе в комнату, бросаюсь на постель и реву, реву. Зачем себя обманывать? Это были не просто пьяные поцелуи. Они начали встречаться.

Внизу звонит телефон. По всей видимости, Рассел набрал 1471 и выяснил, что это я. О боже, зачем только я ему позвонила! Наверное, они сейчас надо мной смеются. Нет, они не такие. На самом деле они не злые. Их мучают совесть и беспокойство. Потому и названивают. Им меня жалко. Вот что самое неприятное. Стоят рядышком возле телефона, покачивают головами, обсуждают бедную старушку Элли и думают, как бы не ранить ее чувства…

Я колошмачу подушку – ненавижу Магду, ненавижу Рассела, ненавижу себя!

Мне страшно, грустно и одиноко. Хочу к маме. Если бы она была жива! Я люблю Анну, она мне как старшая сестра, но это совсем не то, что родная мама. Моя мама.

Я бы отдала все на свете, чтобы она оказалась рядом. Сидела бы, меня обняв и нежно баюкая, поглаживала бы по волосам и нашептывала бы на ухо сказки про мышку Мертл.

Я перестаю плакать, иду в другую комнату и нахожу мамину книжку про Мертл. Мамина Мертл совсем не такая, как моя. Она маленькая, хорошенькая, ласковая. Нарисована нежной пастелью. Мышкины истории спокойные и трогательные, совсем как сказки для малышей. Свою Мертл я раскрасила яркими фломастерами, выбрав самые красивые цвета: фиолетовый, васильковый, нефритовый, изумрудный… Приключения у нее тоже яркие, настоящие мелодрамы. Она совсем другая – но если честно, не подпишусь под тем, что она абсолютно оригинальна.

Беру письмо Николы Шарп и опять его перечитываю. Я уже столько раз его читала, что удивляюсь, как еще не вытерлись чернила. Достаю блокнот и старательно вывожу свой адрес почти каллиграфическим почерком. Вверху страницы рисую картинку: Мертл – художница в свободной блузе с бантом орудует большой кистью.

Пишу Николе Шарп о том, в какой восторг меня привело ее письмо. Рисую Мертл – от радости она перепрыгивает через крошечную луну.

Рассказываю, как много для меня значит ее похвала. Рисую Мертл – она лежит в кроватке и прижимает письмо к груди.

Затем признаюсь, что чувствую себя виноватой. Мертл повесила голову, все ее тело сгорбилось, даже ушки и хвостик поникли. Объясняю, что у моей Мертл есть прототип и что много лет назад мама сочиняла для меня похожие сказки, иллюстрируя их картинками. Мама не могла придумать продолжение, потому что умерла. Мне Мертл досталась по наследству, но я не хочу приписывать себе чужие заслуги и уверять, что придумала ее самостоятельно.

В конце письма добавляю, что мне очень-очень неловко отнимать у нее время, и честно говорю, что обожаю ее иллюстрации. Мертл держит перед собой открытую книгу колыбельных и приветственно машет мышке-хулиганке, бегающей по настенным часам. Затем я ставлю свое имя, вкладываю письмо в большой конверт и надписываю адрес.

Теперь Никола Шарп потеряет ко мне интерес, но все-таки мне станет легче оттого, что я рассказала правду.

Пока пишу письмо и рисую Мертл, я на время отвлекаюсь от своих несчастий. Может, мне еще удастся стать настоящей художницей. Тогда я с головой уйду в работу и меня не будут волновать бойфренды. Возможно, я не заведу себе новых подруг. Буду жить в гордом одиночестве, с утра до ночи рисовать иллюстрации и создавать замечательные книжки с картинками.

15 Девчонки плачут, когда они просыпаются поутру и вспоминают

Не могу сегодня даже думать о школе. Простуда проходит, но за завтраком я постоянно сморкаюсь и чихаю прямо в тарелку с хлопьями.

Папа рассеянно похлопывает меня по плечу.