Он появлялся и исчезал по каким-то своим таинственным делам. Если находился в квартире, то вел себя со мной подчеркнуто холодно и отстраненно. Но в основном отсутствовал, и я была предоставлена самой себе.
На следующий же день после того, как я оказалась здесь, он привез спортивную сумку с моими вещами, которая осталась в казино у Эдика. Значит, все-таки нашел способ ее вернуть.
Наверное, я должна была сказать ему «Спасибо», но как-то язык не поворачивался.
Вещи оказались переворошены, но все они были на месте. Все. За исключением моей матрешки-талисмана.
Я сочла это плохим знаком.
Но снова и снова со странным упорством пыталась воззвать к нему. Даже удивительно, откуда оно у меня взялось.
— Я потеряю работу. Вы это понимаете?
— А ты понимаешь, что тобой серьезно заинтересовался крупный криминальный авторитет, уважаемый вор в законе? — вопросом на вопрос ответил Вольф. — И для него теперь является делом чести отдать тебя обществу, чтобы лакомый кусочек достался каждому шакалу. Понимаешь, что для таких, как они, баба — не человек. Это шваль, подстилка, предназначенная только для того, чтобы раздвигать ноги.
— Хотите сказать, вы — не такой, — тихо проговорила я.
— Напомни-ка мне, малышка, когда я тебя изнасиловал? Ударил? Сделал тебе больно? — его светло-желтые волчьи глаза опасно вспыхнули. — А то я что-то такого не припоминаю.
Я отшатнулась. Зря я снова заговорила с ним. Он может сделать это. Я не сомневаюсь, что может. Вольф — такое же животное, как и остальные бандиты. Сквозь лощеный образ так и рвется наружу звериное нутро.
И лишь по какой-то своей прихоти он еще меня не принудил к сексу. Но я хожу по слишком тонкой грани. И я это знаю.
— Позвольте мне хотя бы позвонить родным? — умоляюще сложила руки на груди. — Я даже представить не могу, как сильно они волнуются!
— Это лишнее.
— На работу тоже нельзя? — воскликнула. — И Глеб… Я хочу поговорить с Глебом.
Да, я действительно хотела поговорить с Глебом о возможности ускорить наш развод. Мне нужно было как можно скорее избавиться от присутствия этого мерзкого человека в своей жизни.
При упоминании имени моего мужа, Вольф как будто потемнел лицом.
— Ты увидишь его завтра. Но разговаривать с ним не будешь.
У меня глаза на лоб полезли.
— Завтра? Но как это? Как?
Разумеется, никаких пояснений Вольф мне дать не соизволил, оставив мучиться догадками.
Глава 20
Вольф оказался прав. Подозреваю, он всегда оказывался прав — такой это был человек.
Я действительно увидела Глеба на следующий же день. По телевизору, который я включила чисто машинально, не особо задумываясь.
Это была передача, реабилитирующая Эдуарда Лиханова. Мой муж вещал с экрана об ужасной ошибке, из-за которой он возвел напраслину на этого честного коммерсанта и доброго семьянина. Глеб выглядел очень убедительно, чуть ли не посыпал голову пеплом и то и дело отвешивал Эдику цветистые комплименты.
— Вся съемочная команда и я лично приносим Эдуарду Константиновичу свои искренние извинения за то, что пустили в эфир непроверенные сведения. Эта передача далась нам нелегко. Кому захочется признаваться в профессиональной ошибке? Однако у нас хватает мужества и смелости это сделать. Очернить человека легко. Но намного сложнее вернуть ему доброе имя. Однако мы постараемся.
Для пущего эффекта Глеб положил руку на сердце. Его лицо было очень хорошо загримировано и ярко освещено, а голос звучал так открыто и искренне, что я сама была без оглядки готова поверить в сказанное им.
Если бы я не знала, что из себя представляет мой муж, то поверила бы. Да.
Глеб стоял на фоне стеклянной стены, за которой кипела работа телевизионного канала — сновали туда-сюда люди с большими папками и без, передвигались камеры, гримировались ведущие…
Это придавало еще больше правдоподобия тому, что говорил Глеб.
Я замерла перед огромным вогнутым экраном плазмы, что находилась в гостиной и сделала звук погромче.
А потом попыталась посмотреть на Глеба по-другому. Не так, как я привыкла на него смотреть. И, странное дело, как будто почувствовала, что из глаз сыпется битое стекло. То самое стекло от розовых очков, которые я, не снимая, носила больше трех лет.
И которые, как водится, в один прекрасный день разбились стеклами внутрь.
Мой муж был непроходимо, откровенно фальшив. Фальшь сквозила во всем его облике, в жестах и взглядах. И даже в его прекрасном низком голосе. А еще он был слащав. В Глебе не было ни мужественности, ни характера, ни стержня. Одна неестественно белая улыбка. Оскал искусственных фарфоровых зубов.
И как я могла принимать все это за чистую монету? Как могла так слепо, искренне доверять этому недостойному человеку?
— Соскучилась? — послышался насмешливый голос Вольфа.
Я вздрогнула и от неожиданности выронила пульт. Не знаю, каким образом он умел так бесшумно передвигаться, но факт оставался фактом. Этот мужчина постоянно заставал меня врасплох.
Возможно, потому что он ходил на мягких волчьих лапах?!
— Не жалеешь, что тогда, три года назад, ты выбрала этого козла, а меня продинамила, малышка?