Девчуля для братвы (СИ)

Каких мне сил стоило, чтобы сдержаться, не броситься на тебя в ту же секунду, как я увидел тебя на ковре в гостиной — знает один господь бог.

Гораздо проще было окончательно утвердить тебя в звании своей королевы. А у королевы должен быть соответствующий гардероб.

Откуда у простой деревенской девчонки взялась такая царственная осанка и такой глубокий и гордый взгляд синих глаз?

Я не знаю…

Знаю лишь, что мне хочется убить Ильяса Рахматулина лишь только за то, как он смотрел на тебя, когда я привез тебя к отцу. Знаю, что не стоит тебя везти, но Камиль — это святое.

А еще я знал, что Инна Рахматулина не зря будет настаивать на нашей с Ульяной ночевке в их доме.

И положит в разные спальни.

Чтобы прийти.

Как приходила много, много раз до того.

Как пришла ко мне десять лет назад прямо перед своей первой брачной ночью с Камилем Алиевичем.

Ее не смутило ни это, ни собственное свадебное платье, ни то, что я был на пять лет моложе ее.

Ее не смутило даже то, что Ильяс узнал о нашей порочной связи и возненавидел нас лютой ненавистью. И объявил вендетту за своего отца. Объявил, но все же не посмел ему рассказать о том, что его молодая жена спит с его приемным сыном.

Стыдно ли было мне за то, что обманываю Камиля? Человека, который стал для меня всем после смерти отца?

Пожалуй… Нет, не стыдно.

Потому что иметь эту сучку — был тот еще кайф.

Что ты давала мне, Инна? Себя. Всю — и без остатка. Целиком. Но забирала — больше. Иссушала своей пламенной страстью. Не позволяла ласкать себя — ты никогда этого не любила. Всегда требовала, чтобы с тобой жестко.

И да, ты даже представить не могла, что однажды мне станет с тобой… скучно. Банально скучно — ты всегда была одинаковой. Мнила себя королевой, и да, в постели ты была хороша.

Но — одна и та же. Раз за разом. Предсказуемо. Со временем, кайф начал улетучиваться, Инн.

Но снова и снова я возвращался к тебе, Инна. К твоему порочному и желанному источнику.

Пока не увидел эти синие глаза девчонки в заброшенном доме, где я истекал кровью.

И — как отрезало.

— Володя, Володя, любимый, родной мой, желанный… — прошептала Инна и потерлась об меня своим гладким обнаженным телом. — Как же я скучала, как люблю тебя я сильно… Не могу! Все о тебе думаю… Ну, что же ты? Скажешь, ты не скучал? Не хочешь меня?

— Иди к мужу, Инна, — лениво проговорил. — Думаю, этой ночью тебе уместнее быть в его постели, а не в моей.

— Что-о-о? — яростно сверкнула глазами. — Это из-за нее, да? Из-за этой маменькиной дочки? В голове не укладывается, что ты променял… это… ее на меня! Да ты посмотри на нее! Ульяна, чтоб ее! Улька глупая! Она никогда не полюбит тебя, так, как я! И не даст тебе, так как я…

Все-таки Инну пришлось вышвырнуть из постели. Потому что полезла туда, куда действительно лезть не стоило.

Ничего объяснять ей и оправдываться перед ней я не собирался. Просто выставил и все.

И все.

И вышел на балкон, ощущая, как мороз впивается в голое тело, как напрягаются мышцы и все существо наполняется холодом. Пронизывающим насквозь холодом, который говорит, что я еще жив.

Пусть не полюбит.

Пусть просто будет рядом, чтобы я знал, что ни Ильяс Рахматулин, ни какая-то другая мразь не посмеет ее коснуться. Ее обидеть.

Мою нежную глупую куколку. Мою малышку.

И ее синие, синие чистые глаза…

Именно в это момент, глядя с балкона на громады заснеженных сосен, я понял, что мне нужно ее увидеть.

Просто увидеть. Прямо сейчас. Увидеть, как она спит, трогательно подложив руку под щеку и свернувшись в уютный комочек.

Клянусь — только это. О большем я и не мечтал. Не смел мечтать.

Горло перехватило спазмом дурацкой и острой нежности.

И поперся к ней.

Поперся, как самый распоследний придурок.

Лучше бы я в ту ночь остался с Инной. Лучше бы спал. Лучше бы гнал на своей тачке через темное заснеженное поле или молотил кулаками стену.

Потому что в гостевой комнате, заботливо отведенной Ульяне Инной, она была не одна. И вовсе не спала.

Потому что она, моя девочка с синими глазами, за которые я готов был продать душу дьяволу, была на постели.

С Ильясом Рахматулиным.

В задранном платье, открывающем кружевные полоски чулок. С пунцовыми щеками и алыми манящими губами. С растрепанными волосами. Она тяжело дышала и переводила испуганный взгляд с меня на Рахматулина.

Подонок лыбился так довольно и мерзопакостно, что, если бы у меня был при себе верный Стечкин, пристрелил бы эту сволочь.

В ту же самую секунду пристрелил бы.

Грудную клетку будто грубо располосовали, выпотрошили, а потом набили раскаленными камнями. Каждый вдох через силу — выдох еще хуже.

В принципе, можно было даже не удивляться. Женщины падки на Рахматулина. В нем всегда был особый шик. Когда мы еще были пацанами, он всегда был обаятельнее меня и подцепал самых красивых девчонок.

Хотя, возможно, они просто чуяли запах больших денег, которым я похвастать не мог.

Только не она, черт… Только не Ульяна и Ильяс!