Девяносто девять

Ситуация до крайности осложнялась тем, что со студенткой, задавшей вопрос, очаровательной, хотя и немного мрачноватой шри-ланкийкой по имени Кэтрин, у Грегори был довольно бурный роман. Позже, в более интимной обстановке, он спросил ее, почему она не раскритиковала его плакат раньше, до начала конференции.

– Я не обязана, – заявила ему Кэтрин, – объяснять очевидности невежественным белым.

– Но ведь это чудовищно несправедливо, – запротестовал Грегори – ее слова были чувствительным уколом его тщеславию.

– Все вы, мужчины, одинаковые, – сказала Кэтрин. – Вы думаете, что если трахаетесь с темнокожей девушкой, то становитесь немножко темнее, с вашей белой кожи стирается глянец превосходства. Так, словно вы получаете отпущение давнего греха. Кук тоже полагал, что понимает аборигенов, и закончил свои дни на вертеле.

В довершение всего предполагаемая невеста Грегори, блестящий адвокат и воинственная феминистка – по характеру и профессиональным качествам она была самым проницательным человеком из всех известных Грегори, – сразу же заподозрила неладное, как только Кэтрин поднялась со стула, даже до того, как она открыла рот, чтобы задать вопрос. Прошло всего несколько часов – и подозрение сделалось всеобщим достоянием. На следующий день какой-то остряк присвоил конференции новое название: «Капитан Кук, вождь, Грег Эйк и его возлюбленная». А уже через несколько дней дипломники и аспиранты Грегори перестали искать с ним встреч, коллеги вдруг стали «забывать» о том, что он не поставлен в известность о времени проведения заседаний кафедры, и никому больше не требовалась его санкция на принятие важных организационных решений.

В течение нескольких месяцев после пресловутой конференции Грегори просыпался в холодном поту от кошмара, в котором его поджаривали живьем, словно свинью, при этом один конец вертела держала Кэтрин, а второй – адвокатесса. А великий английский путешественник стоял рядом и поливал Грегори специями из бутылочки. На капитане была морская военная форма и фартук с надписью большими черными буквами «Поцелуй кока Кука!»

К счастью, одним из участников конференции был Мартин Клоуз, продюсер документальных сериалов с Би-би-си, и когда он субботним вечером за коктейлем как бы между прочим предложил Грегори поработать над серией научно-популярных передач о значении археологии для современной культуры, тот сразу же решил, что в сложившихся обстоятельствах небольшая передышка за океаном ему совсем не помешает.

– А как насчет той твоей смуглянки? – вдруг спросил его Мартин. – Как ее звали?

– К-кэтрин… – ответил Грегори, сделав вид, что поперхнулся оливкой.

– Ну вот. Когда мы ехали в такси из Хитроу, ты сказал мне, что приехал в Лондон специально для того, чтобы учинить смотр лондонским телкам. Это твои слова, Грегори. Ты сказал, несколько смешав свои метафоры, что хочешь какое-то время немного побыть в свободном полете, пушечным ядром пронестись над Лондоном.

– Я никогда не смешиваю метафоры, – ответил Грегори с некоторым раздражением.

Он гордился изысканным стилем своих книг. Первую из них сам Эдвард Сэд охарактеризовал как «отличающуюся предельно ясным стилем».

Мартин пожал плечами.

– Как бы то ни было, я полагал, что с Фионой ты собираешься провести всего лишь один-единственный бурный уикэнд. А ты взял и влюбился.

– Ну уж влюбился, – запротестовал Грегори.

– Конечно, конечно, я совсем забыл. Любовь есть проявление буржуазного жеманства, не так ли?

– Вовсе нет, – ответил Грегори, – но проявлением буржуазного жеманства, безусловно, является попытка свести сложную идеологию к подобного рода эпитету.

– Оставь это для своих дипломников, – вырвалось у Мартина.

Наступила неловкая пауза, и оба собеседника пожалели о том, что завели разговор на такой не перспективный путь. Грегори подумал, что ему стоит, наверное, извиниться, однако решил подождать, пока первым извинится Мартин. Что и последовало: ведь Мартин, в конце концов, был телепродюсером и имел обширный опыт угодничества, о котором ученому приходится только мечтать.

– Послушай, я чувствую себя ответственным, пусть и в микроскопической мере, за все происшедшее, – сказал он, – хотя, возможно, и зря. А потому я постараюсь загладить свою вину.

– Ты и без того мне очень помог.

– Не спорю. Мой совет: уезжай из города. Съезди посмотри чертов Стоунхендж или прогуляйся по вересковым пустошам, в общем, займись чем-нибудь из того, что так вам, американцам, нравится. Откровенно говоря, нам ты больше особенно не нужен. Мы находимся на стадии компоновки программы, и меньше всего нам хотелось бы видеть слоняющегося по студии и цепляющегося за кабели ведущего, который готов вот-вот умереть от несчастной любви.

– Возможно, я и последую твоему совету, но не раньше следующей недели, – ответил Грегори, немного напуганный перспективой провести даже несколько дней наедине с самим собой.

Он принадлежал к той породе людей, которым всегда нужны зрители, даже если они к этим зрителям относятся с высокомерным презрением.