Девяносто девятый мир (СИ)

Ответила ли что-то мать, Лука не расслышал, но о том, зачем хозяин таверны пригласил ее к себе, он знал наверняка, не маленький. Самому об этом пока только мечталось в беспокойных и потных снах, но мама и жирный Неманья в одной постели? Жаль, отца нет рядом, чтобы...

Зато есть он! Разозлившись на самого себя, он ворвался в дом, когда Приска уже решилась на то, чтобы согласиться. Неманья в это время забрался ей под юбку.

От ярости у Луки расширились глаза. Тяжело дыша и сжав кулаки, он закричал:

- Отвали от мамы, мерзавец! Убери свои грязные руки!

- Шустрый пацан, - тавернщик ухмыльнулся, но руки убрал. - А что скажет она сама? Приска, что ты скажешь?

- Она скажет: 'Вон из нашего дома!'. Мама к вам не придет, и не мечтайте! Ваш сын и его друзья сами закидали меня камнями и чуть не убили! Голову разбили!

- Надо же, - изумился Неманья. - И правда, ходить начал. А я думал, врет мой сорванец, выдумал все. А оно вон как... Что ж, и где же твои синяки? Есть чем слова подтвердить?

Лука потянулся руками к виску, чтобы раздвинуть пряди волос и показать рану, но замер, вспомнив, что все исчезло.

- Они... зажили, - сбивчиво произнес он. - Я не вру...

- Так я и думал. - Неманья перевел взгляд на Приску. - Что решила?

Та украдкой бросила взгляд на сына, и усталое равнодушие к ударам судьбы, покорность, с которой она была готова принять грядущие унижения, смущение от этой готовности - все это сменилось гордостью за сына.

Впервые за многие годы она увидела в Луке черты своего мужа Севера Децисиму, храбростью, великодушием и мечом завоевавшему положение в обществе и ее сердце.

- Мой сын ответил за меня. Нет.

- Ну, нет так нет, - легко согласился Неманья.

Грубо сдвинув плечом мальчика, он прошел к двери, но остановился, подумал и развернулся.

- И все-таки... Это... Я что мыслю... - корчмарь прищурился, осмотрел Луку с ног до головы. - Как? Вот так просто взял и пошел? Не в храме, не у лекаря, а сам? Неужели, чтобы излечить калеку, потребовалось просто хорошенько врезать ему по башке? Надо бы запатентовать эту идею! - он расхохотался. - Ладно, живи, пацан... пока. Приска, к вечеру не принесешь деньги, я отправлю ублюдка на рудники. Ты знаешь, у нас, Ковачаров, слово крепче дуба!

Уходя, он громко хлопнул дверью.

В тот же миг перед Лукой всплыла строчка:

Очки Тсоуи: +1.

Связав эту информацию с тем, что произошло до этого, Лука понял взаимосвязь этих двух событий. Кивнув самому себе, он подошел к матери, поставил ведро с чистой водой, которое все это время держал в руках, на пол. Тыльной стороной ладони он утер слезы с ее щек и обнял. Крепко прижал к себе, осознавая, что они одного роста. Мать разревелась в голос:

- Что будет, сынок? Что теперь будет?

- Никто ему не поверит, мам. Посмотри на мои руки - они тоньше тростинки. Как я мог сломать ему ключицу? Господин судья - разумный человек, он не поверит их россказням.

- Да, конечно, он справедлив...

Приска успокоилась, когда Лука напомнил ей о незаконченной стирке и Коре, которая томилась в тюрьме. Рудники ей не грозили, но, если не выплатить вовремя выкуп, ее могут отправить в воспитательный дом. Последний день выкупа завтра, и, спохватившись, Приска бросилась к тазу.

- Мама, давай я помогу. Развесить белье?

- Я сама, сынок. Надо вскипятить котел, наносить чистой воды...

В этих хлопотах пролетел день. Лука носил воду туда-сюда, дрова со двора, развешивал и снимал белье, подавал его матери для глажки, помогал с укладкой. Мышцы жгло, они словно налились кислотой, но мальчик терпел, вспоминая, что раньше все это мать делала сама.

В сумерках они уложили готовое чистое белье в корзины, каждая из которых принадлежала отдельному дому, пользовавшемуся услугами мамы.

Приска не уставала воздавать хвалу всем богам за сына, а когда Лука собрался вместе с ней идти разносить белье, восприняла это уже как само собой разумеющееся. В доме появился мужчина!

Тем острее было ее безысходное горе, когда в лачугу вломились городские стражники во главе с маленьким злым констеблем, оторванным от ужина: - Лука Децисиму! Ты обвиняешься в покушении на жизнь Карима Ковачара! Взять его, ребята!