Девяносто дней Женевьевы

Рассмотрев одежду, которую ей доставили, Женевьева еще раз убедилась в том, что приглашение на прием не блеф. Платье классического покроя с открытыми плечами было сшито из тяжелого темно-зеленого атласа. На спине имелась длинная застежка-молния, которую практически не было видно. Это платье напомнило Женевьеве туалеты кинозвезд двадцатых годов. Оно было длинным, по самые щиколотки, но с довольно глубоким вырезом. «Возможно, некоторые рыцари старинного и почтенного ордена знамени сочтут это платье слишком смелым и чересчур современным», – подумала Женевьева. Оно облегало ее фигуру, но не плотно (нижнее белье не выпирало наружу), и поэтому она имела вполне пристойный вид. Ей не нужно было надевать бюстгальтер без бретелей, потому что в лиф платья были вшиты пластмассовые костяшки. Синклер также прислал Женевьеве подходящие по цвету перчатки, обтянутые зеленым шелком туфли на каблуках вполне приличной высоты и шелковые трусы, которые по форме напоминали панталоны. Чулки он не прислал. Трусики были очень мягкими на ощупь и по стилю вполне соответствовали платью. Именно такое нижнее белье носили женщины в начале века.

Второй курьер доставил Женевьеве маленькую коробочку. В ней лежал гарнитур – массивное, похожее на ошейник ожерелье и браслет. Несмотря на то что камни блестели довольно ярко, женщина поняла, что они фальшивые. «Если бы они были настоящими, я бы сейчас держала в руках целое состояние», – подумала она. Состоящее из пяти нитей ожерелье было довольно широким, и поэтому ей пришлось выпрямить шею и величественно поднять голову (так, словно она особа королевской крови). Это причиняло ей некоторый дискомфорт. Широкий браслет, который Женевьева надела поверх перчатки, напоминал тяжелый наручник. «Зато я буду сверкать как солнце», – сказала она себе.

Полюбовавшись на себя в зеркало, в котором она отражалась в полный рост, Женевьева поняла, что выглядит просто сногсшибательно. Она решила подколоть волосы так, чтобы ее прическа по стилю соответствовала платью. Повернувшись, Женевьева прижала ладони к бедрам и разгладила зеленый атлас, подумав, что уже не помнит, когда ей в последний раз приходилось надевать длинное платье. В этом наряде она чувствовала себя утонченно-изысканной, грациозной и сексуальной и была абсолютно уверена в том, что именно так и выглядит.

Когда за ней приехал Синклер, одетый в черный элегантный смокинг, она заметила, что он, окинув ее быстрым оценивающим взглядом, одобрительно улыбнулся. Женевьева буквально затрепетала от радости. Облаченная в мерцающий мягким, приглушенным блеском атлас, она приняла величественную позу и медленно повернулась.

– Просто великолепно, – сказал Синклер. – Мне нравится ваша прическа.

– Рада, что смогла вам угодить. Может быть, вы хотите проверить, надела ли я панталоны?

– Нет, – улыбнувшись, ответил он. – Думаю, что вы хорошо усвоили первый урок и уже не будете повторять прежних ошибок, – сказал он и, помолчав немного, добавил: – Однако проверить, что у вас под платьем, я смогу позже.

Протянув руку, он потрогал массивное ожерелье.

– Я просто не смог удержаться. Оно похоже на гламурный собачий ошейник, не так ли? Именно поэтому я его и купил. Мне, наверное, следовало купить еще и поводок.

– Я так и думала, – сказала Женевьева. – Мы поедем в какой-нибудь клуб, где собираются любители садо-мазо.

Синклер засмеялся.

– Мы едем в «Феннингтон». На великосветский прием.

Отель «Феннингтон» весь был залит ярким светом. В фойе (оно было оклеено темными обоями и украшено массивной золотой инкрустацией) прибывающих гостей встречал изысканно одетый пожилой мужчина, проверявший пригласительные билеты.

Женевьеве казалось, что она попала в прошлое. Ее то и дело представляли каким-то гостям (все они были старше среднего возраста) – женщинам, затянутым в эксклюзивные платья с корсетами, и мужчинам, от которых исходило очарование Старого Света. С некоторыми из этих джентльменов ей даже пришлось потанцевать, величественно и размеренно кружась по залу. Женевьеву не покидало чувство нереальности происходящего. Ей казалось, что вокруг нее разыгрывается театральное представление и она сама принимает в нем участие. Время летело довольно быстро. Осторожно прикоснувшись к ее руке, Синклер вернул ее к реальности.

– Поднимитесь на второй этаж, – сказал он.

«Значит, он все-таки что-то задумал, а я уж было решила, что это обычный светский раут», – подумала Женевьева. Ее внезапно охватила дрожь. Это была дрожь волнения и предвкушения. На этом вечере царил такой официоз, что она чувствовала себя законченной грешницей (и это чувство было необыкновенно приятным), которая собирается совершить какую-то непристойность. Нечто такое, что может шокировать всех этих благовоспитанных и достойных людей почтенного возраста.