Девяносто третий год

В итоге же Вандея послужила делу прогресса, ибо доказала, что необходимо рассеять древний бретонский мрак, пронизать эти джунгли всеми стрелами света. Катастрофы имеют странное свойство -- делать на свой зловещий лад добро.

Книга вторая

ТРОЕ ДЕТЕЙ

I

Plus quam civilia bella [Больше, чем гражданская война (лат.)]

Лето 1792 года выдалось на редкость дождливое, а лето 1793 года -- на редкость жаркое. Гражданская война в Бретани уничтожила все существовавшие дороги. Однако люди разъезжали по всему краю, пользуясь прекрасной погодой. Сухая земля лучше любой дороги.

К концу ясного июльского дня, приблизительно через час после захода солнца, какой-то человек, направлявшийся из Авранша, подскакал к маленькой харчевне под названием "Круа-Браншар", что стояла у входа в Понторсон, и осадил коня перед вывеской, какие еще совсем недавно можно было видеть в тех местах: "Потчуем холодным сидром прямо из бочонка". Весь день стояла жара, но к ночи поднялся ветер.

Путешественник был закутан в широкий плащ, покрывавший своими складками круп лошади. На голове его красовалась широкополая шляпа с трехцветной кокардой, что свидетельствовало об отваге путника, ибо в этом краю, где каждая изгородь стала засадой, трехцветная кокарда считалась прекрасной мишенью. Широкий плащ, застегнутый у горла и расходившийся спереди, не стеснял движений и не скрывал трехцветного пояса, из-за которого торчали рукоятки двух пистолетов. Полу плаща сзади приподымала сабля.

Когда всадник осадил коня, дверь харчевни отворилась и на пороге показался хозяин с фонарем в руке. Было то неопределенное время дня, когда на дворе еще светло, а в комнатах уже сгущается тьма.

Хозяин взглянул на трехцветную кокарду.

-- Гражданин, -- спросил он, -- вы у нас остановитесь?

-- Нет.

-- Куда изволите путь держать?

-- В Доль.

-- Тогда послушайтесь меня, возвращайтесь лучше обратно в Авранш, а то заночуйте в Понторсоне.

-- Почему?

-- Потому что в Доле идет сражение.

-- Ах, так, -- произнес всадник и добавил: -- Засыпьте-ка моему коню овса.

Хозяин притащил колоду, высыпал в нее мешок овса и разнуздал лошадь; та, шумно фыркнув, принялась за еду.

Разговор между тем продолжался.

-- Гражданин, конь у вас реквизированный?

-- Нет.

-- Значит, ваш собственный?

-- Да, мой. Я его купил и заплатил наличными.

-- А сами откуда будете?

-- Из Парижа.

-- Так прямо из Парижа и едете?

-- Нет.

-- Куда там прямо, все дороги перекрыты. А вот почта пока еще ходит.

-- Только до Алансона. Поэтому я из Алансона еду верхом.

-- Скоро по всей Франции почта не будет ходить. Лошади перевелись. Коню красная цена триста франков, а за него просят шестьсот, к овсу лучше и не подступайся. Сам почтовых лошадей держал, а теперь, видите, держу харчевню. Нас, начальников почты, было тысяча триста тринадцать человек, да двести уже подали в отставку. А с вас, гражданин, по новому тарифу брали?

-- Да, с первого мая.

-- Значит, платили по двадцать су с мили за место в карете, двенадцать су -- за место в кабриолете и пять су -- за место в повозке. Лошадку-то в Алансоне приобрели?

-- Да.

-- Целый день нынче ехали?

-- Да, с самого рассвета.

-- А вчера?

-- И вчера и позавчера так же.

-- Сразу видно. Вы через Донфорон и Мортэн ехали?

-- И через Авранш.

-- Послушайте меня, гражданин, остановитесь у нас, отдохните. И вы устали, и лошадка притомилась.

-- Лошадь имеет право устать, человек -- нет.

При этих словах хозяин внимательно посмотрел на приезжего и увидел строгое, суровое, спокойное лицо в рамке седых волос. Оглянувшись на пустынную дорогу, он спросил:

-- Так одни и путешествуете?

-- Нет, с охраной.

-- Какая же охрана?

-- Сабля и пистолеты.

Трактирщик притащил ведро воды и поднес лошади; пока лошадь пила, он не спускал глаз с приезжего и думал: "Хоть десяток сабель прицепи, все равно попа узнаешь".

-- Так вы говорите, что в Доле сражаются? -- начал приезжий.

-- Да. Должно быть, сейчас там битва в самом разгаре.

-- А кто же сражается?

-- Бывший с бывшим.

-- Как? Как вы сказали?

-- Один бывший перешел на сторону республиканцев и сражается против другого бывшего, -- тот, как был, так и остался за короля.

-- Но короля-то уже нет.

-- А малолетний? И потеха какая -- оба эти бывшие родня между собой.

Путник внимательно слушал слова хозяина.

А тот продолжал:

-- Один -- молодой, а другой -- старик. Внучатный племянник на своего двоюродного деда поднял руку. Дед -- роялист, а внук -- патриот. Дед командует белыми, а внук -- синими. Ну, от этих пощады не жди. Оба ведут войну не на живот, а на смерть.

-- На смерть?

-- Да, гражданин, на смерть. Вот полюбуйтесь, какими они обмениваются любезностями. Прочтите-ка объявление, -- старик ухитрился такие объявления развесить повсюду, на всех домах, во всех деревнях, даже мне на дверь нацепили.

Он приблизил фонарь к квадратному куску бумаги, приклеенному к створке входной двери, и путник, пригнувшись с седла, разобрал написанный крупными литерами текст: