Читаем Девяносто три! полностью

Сигнал может идти две с половиной минуты. Секундой больше, и передатчик запеленгован. В Экстернштайне, Вевельсберге, Веймаре, Бергхофе. Погасли огни.

Мне девятнадцать лет, моя планета уран. "Ты взбивал сливки? Ты снимал пенки?". О да, и дальше, дальше, покуда не вытекут глаза. Построил сарайчик, открыл лавку: ремни с альпийскими пряжками, сумочки, капрон, славянское мясо. Купил место в гробнице, титул. Падишах LL. 8 ноября чистил рессоры, завтра в поход. Польские рытвины, откосы, поля засохшей сурепки. Все вымели тонтон-макуты. Ежегодная встреча на далеких меридианах, световые часы, проецирующие башенные стрелки на мокрый потолок. Наслоения ураганов, их микроскопические имена. Матросы поджидают путника, тайным лучом вскрывают брюхо. Элементарный король ловит каждый шорох, визг корешка под лапой робкого зверя, бумажный всхлип перфокарты, остановку лифта на девяносто третьем этаже.

— Святой Герасимос, покровитель душевнобольных.

— Захлебнулись насосы на Andrea Doria. Застряли шлюпы.

— В Вевельсберге отказали белые кнопки.

— Превратился в глыбу берилла, через пару минут растаял. Произнес только esiasch.

— Ты еще помнишь похороны Гвидо?

Да, мы отметили все даты. Похищение и убийство Жана Донета, казнь Нового Ирода, усекновение недопизды, циркуляр Lv-Lux-Light, ложное завершение строительства Храма Невинных Душ. Сбой программы, звезды и полосы, чудовище крутится в нацистской спальне, лижет засохшую сперму, обнюхивает кожу в поисках меланом. Детская вонь раковых клеток, доступна немногим.

Этот свидетель он жил в ботсване там были люди-крокодилы изуверская секта заставляли черных глотать алмазы потом срать у погребальных костров французские комиссионеры переправляли в анголу мозамбик через фронт освобождения идоиго прииски обмотаны колючей проволокой шесть рядов а иногда восемь. Понимаешь хорст хорст? Тот единственный хороший мальчик хынек который мыл мне хуй в ванночке с марганцовкой тер еврейские плечи говорил "если ты очень хочешь тогда ну ладно давай попробуем пусть будет по-твоему" этот мальчик хынек он уволился уже не служит в прискорбном клубе там заправляют парни из ботсваны торговцы камнями и вот один черный проглотил такой несусветный кохинор и не мог высрать они давали слабительное из жеваных листьев он был очень ценный вроде бы инженер или прораб за тщание награжден прибавкой жил в приличном домике у реки дети ходили в евангелическую школу святой герасимос покровитель душевнобольных нотарикон и гематрия его день девятое ноября мы встречаемся в экстернштайне детский вензель на березовой коре вымахал до белокурых небес наш знак восемь восемь карта смiрть старший аркан но ничего не получалось алмаз застрял в кишке крошка-jejunum а они подумали что врет там не было никакого иксрэя одна саванна и леопарды решили что инженер сдал камень начальству и только тужится для вида. Люди-крокодилы безжалостны жрец показывает на кого-то в толпе тощей куриной косточкой как анри-кристоф и тот сразу бледнеет валится на колени и вокруг пустота негры разбежались в страхе что из него вытечет знание как радиация сефира daath сговорились распороть предателю брюхо размолоть потроха на мелкие полоски засушить и развесить на деревьях словно беспроволочный телеграф несчастья. Такую полоску кожи начальство не заметит а для бедуина все ясно записал его телефон на салфетке потом выбросил нашелся алмаз а его нет нигде покорного мальчика моего хынека сгинул в казематах lapd точно несчастная элизабет шорт.

<p>67</p>

Да, ему вспороли брюхо. Дитя, Quimbanda, sodomitic sorcerer, эльф. "Меньше прилагательных", — хмыкнул, раздеваясь. Черная сбруя от бременских мастеров, печатня теплых братьев, без даты. Шум кнайпе в китайский новый год, бумажные фонари, клавиши, перед десертом приняли таблетки, наш алькатраз, штамлокаль. Встречаемся по субботам после исполнения приговора. То, как они стряхивают пепел. Пожимают руки, придерживая большой палец. Произносят «Бергхоф», «заяц», "нижняя студия". Их перстни, запонки, булавки. Как они ходят в сортир и возвращаются с электрическими глазами.

Жил на улице, ночевал на камешках у овощной лавки, летом — на фермерских полях, всякое повидал. Ел суп из лебеды. Дрочил с цирковым уродом. Смеялся на четвереньках.

Это был просто закуток, чугунная каморка, Dr. Tarr's torture dungeon на южно-мичиганском проспекте. Еще удивлялись: что за нелепые кресла, зачем "хромированная сталь"? А это был злодейский антураж, приказ ангелов: оставить детей и Работника в комнате, выйти, искать потерянную книгу Мольбы. Четыреста лет, спаленные дневники нашлись под краковской грушей. Свинтил с пальца, заглянул, одни царапины, никакого "все пройдет", ничего судьбоносного.

Hynek: 0603935923, нашелся в путеводителе по Веймару, чужой механический голос. В трамвае вспороли карман, извлекли блестящую штуку. Вечером отправил письмецо: "Я этого не люблю. Твой Гриф, твой Ястреб, твой Маркопулос".

— Работник схватил меня за хлипкую шею.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза