Девяностые (июль 2008)

Однако российскому сетевому маркетингу с самого начала не повезло с первооткрывателем. Так получилось, что «Гербалайф» (компания Herbalife International) оказалась первой MLM-компанией, появившейся в России. Это было в самом начале 90-х. Вернее, сама компания поначалу была как бы и ни при чем: у нее не было здесь никаких официальных структур, привезти сетевой маркетинг в Россию было личной инициативой нескольких израильских дистрибьюторов «Гербалайфа» из числа советских эмигрантов. Гербалайфщики моментально опустили имидж MLM не то что ниже плинтуса, а до отрицательных величин. Методы работы были на грани варварских: шумные, с оттенком истеричности, презентации в больших залах, рассказы со сцены об «историях успеха», призывы типа «используй свой шанс здесь и сейчас»… Большинство гостей этих презентаций плевались и уходили, но многие не уходили и не плевались, а, наоборот, подписывали дистрибьюторские соглашения. Всех вновь вступивших сразу начинали склонять к закупке продукции (смеси для похудения) на несколько тысяч долларов с тем, чтобы сразу получить ранг «супервайзера». Отбить вложенные деньги предлагалось через привлечение других легковерных, готовых принести свои тысячи. Люди покупали горы коробок с «чудесным препаратом», потом эти горы годами пылились на антресолях или в гаражах… Некоторым удалось отбить, выйти в прибыль, а кое-кому - серьезно разбогатеть. Большинство же свои деньги потеряло. Многие брали тысячи долларов в долг под дикие проценты, закладывали квартиры, теряли их. Известны случаи самоубийств на почве провала гербалайфовских карьер…

В последефолтную эпоху все это сошло на нет. MLM-бизнес относительно цивилизовался, на рынке появилось множество компаний, и наших, и иностранных, которые работали сугубо законными методами. Но репутация у сетевого бизнеса по-прежнему, мягко говоря, не блестящая - сказывается гербалайфовское прошлое. Так сказать, родовая травма. Не забыл еще народ круглые белые значки «Хочешь похудеть…» и, наверное, не скоро забудет…

Наконец появился автобус.

- Ну, Коля, давай, счастливо. Ты, в общем, думай, думай. Кумекай. Мое предложение в силе.

- Ну ты опять за свое… Я же говорил тебе уже сто раз.

- Ничего, ничего. Созреешь, никуда не денешься. Я тебе в понедельник позвоню. Буду обзванивать список знакомых, и тебе в первую очередь звякну. А ты думай. И особенно подумай о том, что я тебе сегодня говорил про цель. Цель - это главное! Цель - великий менеджер!

Николай махнул рукой и направился к автобусу. Мне тоже надо было на этот автобус, и я пошел за ним. А человек со значком и толстым кейсом остался на остановке.

Автобус вырулил на почти пустую Волоколамку. Николай покосился на меня и пробормотал:

- Он сумасшедший…

И матерно выругался.

Дмитрий Быков Два пе

Петрушевская и Пелевин: певцы конца века

I.

В девяностые годы русская литература вместо предполагаемого расцвета пережила серьезный упадок. Это было связано со многими обстоятельствами, в том числе с необходимостью выживать, - однако такая необходимость не помешала в двадцатые ни Платонову, ни Булгакову, ни Пильняку, не говоря уж про Бабеля с Зощенко. Несмотря на всю типологическую близость постреволюционных двадцатых и постперестроечных девяностых, между ними было существенное различие: великую прозу двадцатых (лучшие поэты после 1923 года почти одновременно замолчали либо зафальшивили) писали люди, воспитанные Серебряным веком. Их стартовый уровень был выше, представления о добре и зле - тверже; цинизм никогда не способствовал появлению качественных текстов, хотя бывает хорош при их раскрутке. Литературу девяностых создавали люди, растленные опытом конформизма и двоемыслия, а иногда - котельного подполья. Все это не способствует свежести красок и размывает авторскую позицию. Наконец, к услугам писателей двадцатых годов была куда более увлекательная реальность, способная иногда вытянуть на уровень шедевра и такую посредственную в литературном отношении вещь, как «Чапаев». На серых страницах этого романа лежит отблеск мирового пожара, герои его - полубоги. О девяностых не напишешь ничего подобного: Гражданская война остается «той единственной гражданской», формой самоистребления нации в припадке послереволюционного разочарования (Omnia animalia post revolutio opressus est), но одно дело - самоистребляться за идеи, и совсем другое - за бабло. Можно, конечно, романтизировать и блатных - тем более, что у них свои комиссары и психические атаки, - но один из героев этой статьи был прав: из Пустоты Чапаева не сделаешь. От русской прозы девяностых уцелело очень немногое. Честь русской литературы в это время по-настоящему поддерживали всего два писателя, чьи фамилии начинаются одинаково.