Девяностые (июль 2008)

«Первой шум услышала моя кошечка, - дверь квартиры пенсионерки Веры Ивановны Куксовой - строго напротив двери Беловых. - Прибежала и дрожит, скребется. Я открыла - мамочки мои, сколько народу. Я им говорю: ребята, вы бы зашли, покушали, чего стоять просто так. А они отвечают: подожди, мамаша, тут такое происходит».

Вера Ивановна, как и полагается настоящей соседке, особенно пожилой, много лет внимательно наблюдала за семейной жизнью Беловых и прекрасно знает, что ссорились они часто. «Он ужасно ревнивый был. Пойдет она с утра в поликлинику, например, вернется, - а он на нее орет: „Ты блядовала где-то!“ Иногда и кулаком по голове бил, иногда просто говорил, что убьет ее. А еще время от времени жаловался: „Ты слышишь? - говорил мне. - За мной следят!“».

Сумасшедшим, впрочем, своего соседа Вера Ивановна не считает. Проработав всю жизнь на мясокомбинате, Белов заработал профессиональную болезнь мясников - бруцеллез, постоянно мучился суставами и имел инвалидность второй группы. Постоянные боли сделали характер Владимира Ивановича исключительно скверным, но соседка, даже рассказывая о том, как Белов бил жену, утверждает, что человек он все-таки хороший.

III.

Прежде чем позвонить в дверь квартиры Беловых еще раз, милиция оцепила двенадцатиэтажку по периметру, пожарные перекрыли подачу газа по стояку, ведущему в квартиру, отключив при этом еще пятнадцать квартир, а потом подъехало несколько патрульных машин ГАИ, которые перекрыли движение автомобилей по улицам Комсомольской и Голенева (дом стоит на перекрестке). Все приготовления заняли примерно около полутора часов. Белов наблюдал за происходящим через окно и с балкона (на балкон он тоже выходил с ружьем, отсюда - сообщения информагентств о стрельбе по прохожим, хотя никакой стрельбы на самом деле не было, как и прохожих у оцепленного дома) и, очевидно, здорово испугался, потому что когда в дверь снова позвонили - уже не участковый, а омоновец в бронежилете, пенсионер сказал: «Не вздумайте ломать дверь, я подложил взрывчатку. Хоть и жалко мне людей, я все равно взорву дом».

IV.

К вечеру на место происшествия подъехали сыновья Белова, оба (даром, что отец ментов ненавидит) - силовики: старший Дима - офицер ФСБ из краевого управления, младший Славик - замначальника ГАИ в Невинномысске (час езды от Ставрополя). Поговорили с отцом через дверь, а потом по телефону и попросили коллег-силовиков ничего не предпринимать - отец и раньше часто скандалил, но каждый раз все решалось миром. За старшего на месте был начальник Ленинского РОВД подполковник Евгений Нуйкин, который сказал мужчинам, что никто ничего и не собирался предпринимать - главное, чтоб не стрелял. Сыновья сказали, что гарантируют - отец стрелять не будет.

С наступлением ночи оцепление ГАИ с перекрестка было снято, врачи, спасатели и омоновцы уехали, у дома осталась одна милицейская машина, на лестничной площадке милиционеров не было. Вера Ивановна Куксова рассказывает, что утром следующего дня, 2 мая, Белов выходил на лестницу - правда, с ружьем, - и говорил, что жена у него все-таки молодец - оставила ему курицу, которую он сварил, ест сам и кормит собаку Куколку (она действительно очень маленькая, хоть и не породистая). Поговорив с соседкой, Белов снова заперся в квартире и больше не выходил.

V.

Во второй половине дня ему позвонила Марина - психолог из службы спасения. Потом, в записке на имя начальника службы по итогам разговора с Беловым Марина напишет, что он произвел на нее впечатление адекватного человека - охотно пошел на контакт, стал рассказывать, что у него проблемы с женой, которая его не понимает, зато прекрасные сыновья, - когда рассказывал о них, даже расплакался. Потом сказал: «Прошу, уберите милицию, я ни в кого больше стрелять не буду». Марина пообещала передать эту просьбу подполковнику Нуйкину, а Белов ответил: «Марина, а ведь ты мне годишься в дочки. Я тебе желаю всего хорошего, будь счастлива, живи и радуйся жизни» - и бросил трубку.

В течение дня Владимир Ильич несколько раз разговаривал с сыновьями по телефону, просил привести к нему друзей по гаражу - друзья приходили, он впускал их в квартиру и спрашивал, что ему теперь делать. «Я говорю ему: Вовка, елки-палки, на хера ты стрелял? - вспоминает Григорий Максимович (фамилию он просил не называть), просидевший у Белова полтора часа. - А он отвечает: а на хера они дверь ломали? Я с ответом не нашелся, а он, видимо, заподозрил, что я по заданию милиции пришел, и он мне говорит: Гриша, ты, блин, к ним не пишись, они же все твари! Я даже обиделся. Вова, говорю, хоть я твоих сыновей и уважаю, к ментам я сам знаешь, как отношусь. Он обнял меня и говорит: ладно, придумаем что-нибудь».