Девиант

Черненькая подруга пыталась успокоить рыжулю, но та, как видно, была сильно на взводе. Выкрикнув: «На, подавись своими туфлями!», — она выскочила из туфель-лодочек и швырнула их в черноусого. Пошатываясь, пошла в чулках к выходу. Подруга бросилась за ней, повела обратно. А тем временем разгорелась ссора между парнями. Один, вихрастый, двинул черноусого в челюсть, на него накинулись двое, он отбивался с криком: «Козлы! Валите на свой Кавказ!» Вся компания вскочила, замелькали кулаки, матюги взлетели в воздух, насыщенный винным и шашлычным духом, заглушили музыку.

Джамиль решительно направился к дерущимся, крикнул, чтобы немедленно прекратили, не то будет вызвана милиция. И откуда-то появился атлетического вида усач в коричневом кожаном пиджаке — угрожающе надвинулся на драчунов. И те присмирели. Вихрастый парень, зажимая платком нос, потребовал счет. Расплатились, на плачущую рыжулю надели лодочки и, хмуро переругиваясь на ходу, пошли вон из кафе.

Джамиль вернулся за наш столик и представил мне атлета в кожаном пиджаке:

— Это Адиль, мой брат.

— У вас веселое кафе, — повторила я.

— Оля, ты не думай, это первый раз, — сказал Джамиль.

А его брат-борец расправил ладонью пышные усы и с улыбкой сказал:

— Очень рад познакомиться с такой красивой девушкой.

Он выпил с нами бокал вина, галантно поцеловал мне руку и ушел в служебное помещение.

Джамилю, видно, хотелось загладить неприятное происшествие. Он принялся рассказывать что-то смешное из студенческой жизни, но вдруг, не досказав, уставился на меня и предложил:

— Давай выпьем за углубление нашего знакомства.

— Как это понимать? — спросила я.

— Оля, ты не думай, — заговорил он несколько смущенно. — Я просто по-дружески… Если тебе что-нибудь будет нужно, то я всегда, всегда, клянусь…

Оранжевыми и желтыми листьями осыпалось бабье лето, зарядили в начале октября дожди. С Олегом мы встречались не часто: «хаты» теперь не было, я приезжала к нему после работы. Нина Андреевна домой приходила не рано (засиживалась в школе да и в магазин заглядывала), но каждый раз мы опасались, что она может прийти раньше, чем обычно. Мы торопились… мне не нравилось это…

Олег объявил, что сотрудник, которого он называл Чотто (его полное имя — Чоттопадхайя — мало кто мог выговорить), — словом, этот Чотто предложил ему съездить в Индию, закупить там камни-самоцветы, привезти их в Москву и продать с большой выгодой.

— Твоя новая блажь, — сказала я.

— Никакая не блажь! — Олег выдохнул облако сигаретного дыма. — Ты не представляешь, как дешево там стоят самоцветы! Да и всего-то на две недели поездка.

Я думала: покричит, пошумит — и успокоится. Однако он взялся за дурацкое это дело всерьез — записался в очередь в ОВИР, бегал на переклички. Чотто организовал ему приглашение в город Бомбей.

Между тем возвратилась со сборов Светка со своим ненаглядным Митенькой. Он оказался длинноногим красавчиком — вылитый Том Круз с улыбкой в сто зубов. Приветливый, услужливый, он даже сумел смягчить страдальческое выражение на лице мамы — особенно после того, как починил разболтавшуюся дверцу кухонного шкафчика и очистил балкон от накопившейся дряни. Да что ж говорить, мужчина в доме — это очень нужно и полезно.

Но…

Я переодевалась в своей комнате, вернее в маминой десятиметровке, куда мне пришлось переселиться из большой, в которой теперь расположились молодожены, — стояла, как писали в старых романах, в неглиже, как вдруг дверь распахнулась и влетел Митя.

— Ой, извыни! — крикнул он. — Я плоскогубцы ищу…

Плоскогубцы он, видите ли, искал. Ну да ладно. Я «извынила».

Но спустя несколько дней, приехав с работы, я стояла под душем — и тут он вошел. Оно конечно, задвижка на двери ванной у нас слабенькая, легко срывалась от толчка, но было же слышно, как лилась вода…

Я прикрылась мочалкой, насколько можно, и заорала:

— Убирайся!

— Извыни! — выкрикнул Митя, но не торопился выйти, смотрел с неприятной улыбочкой.

Я запустила в него мочалкой. Он замотал головой, ладонью отирая лицо от мыльной пены, и вышел из ванной.

Вскоре приехала Светка из своего «Спартака». Позвала меня пить чай. Я вошла в кухню в японском цветастом халате, увидела, что и Светка сидит в таком же, мы же вместе их покупали, — и взъярилась еще больше. Не хочется вспоминать эту безобразную сцену. Что-то я орала об элементарных приличиях, которые надо соблюдать, даже если ты прыгун с шестом. Светка хлопала крашеными ресницами то на меня, то на Митю, а он, напряженно улыбаясь, бормотал: «Да откуда я знал, что ты там моешься…» Тут Светка, поняв, в чем дело, накинулась на меня: «Совсем нервы распустила!» Заявилась на кухню мама в своем старом желтом «полупердинчике» — она собралась в больницу на ночное дежурство, но услышала, как мы шумим, — со словами «Девочки, умоляю, не ссорьтесь», и слезы текли по ее бледным щекам. «Вот, вот! — закричала Светка. — Скажи этой дуре, чтоб держала себя в руках!» Тут я совсем сорвалась с крючка — завизжала, как в истерике…

Стыдно вспоминать.