DEVIANT

А эта мысль – методичного изучения себя, скорее всего, правильная. Более того, сейчас я нахожусь в идеальных условиях. Жизнь поставила меня в центр такого эксперимента, что поначалу и не верилось. Какое-то время я, как и любой подопытный зверек, вел себя хаотично, меня невозможно было образумить и направить, более того, опасно было попадаться у меня на пути. Но животные привыкают к самой тесной клетке. Все мы предпочитаем жить, а продолжительное саботирование жизни противоречит нашей сути. Все очень просто.

Надо попробовать записать результаты изучения объекта «Я». Наблюдение, эксперимент…

Наверное, я своим цинизмом больно задевал Машу.

Как прекрасны эти женщины, которые не дают нам стать полубогами, превращая нас в отцов семейств, в добропорядочных бюргеров, в кормильцев; женщины, которые ловят нас в свои сети, обещая превратить в богов. Разве они не прекрасны?

Разве не правда?

Кто хочет удержать, тот теряет. Кто готов с улыбкой отпустить – того стараются удержать.Ремарк «Жизнь взаймы». Чистая правда.

* * *

12 марта 2008 года

E-mailТо: George

Я изъясняюсь кратко, меня этому научила жизнь. Время – деньги. Поначалу ты – никто. Не в минус – в ноль. Ты нечто неизведанное. Ты заговариваешь, а значит, требуешь к себе внимания. Что же это означает? Почти ничего. Мы не знаем, кто ты. Наши ресурсы ограниченны. Время стоит денег. Мы уделим тебе минуту – ты заплатишь не слишком высокую цену. Просто представь нам ядро, самую суть, что кроется в этом ядре. У тебя есть целая минута. Первые секунды мы будем слушать тебя очень-очень внимательно. Цени это.

Но если не сможешь оправдать ожидания, выдержать пристальный взгляд, смалодушничаешь, то пеняй на себя.

Но ты сможешь, конечно, сможешь. Что тебе этот кусочек, это ядрышко, оно в твоих глазах дорого, но на самом деле ничего не стоит. Конечно, это просто тренировка, будут еще сотни таких. Сотни дискретных шажочков – пока не научишься, а потом и большой куш не заставит себя ждать.

А может, сорвешь джекпот? С кем не бывает. Мы же в тебя верим, а это не пустой звук.

Но будь осторожен. Каждый твой шаг зиждется на предыдущей победе. А победы – ну ты ведь знаешь, эта песня стара как мир, – товар скоропортящийся. А старые победы, даже смешно говорить, так это навязло на зубах, – товар еще какой сомнительный. Так что надо бежать, нельзя останавливаться. Можешь, не можешь – надо бежать. То, что ты делал вчера, – мрак, минуту назад – никому не нужно и не интересно.

Беги, и лучше беги быстрее – другие тоже бегут, это конкуренция.

И я бегу, уже который год, и ненавижу себя за те минуты, когда все-таки приостанавливаю бег – чтобы перевести дух.

И я бегу, и на бегу изъясняюсь самым лаконичным и исчерпывающим образом. По-другому нельзя, дыхания не хватает.

Итак, я бегу и изъясняюсь кратко. Я видела разные кошмары. Но мне редко бывало страшно. Я помнила слова одного, может, совсем обыкновенного псевдоинтеллектуала – вряд ли он был чем-то большим. Тем не менее посвятил полжизни гуманитарным наукам. Так вот – сон есть спасение от себя самого. Убежище, чтобы самому себе не надоесть.

Ну и как же во сне может быть страшно? Разве что, если не можешь дышать. Но такое сплошь и рядом в реальной жизни.

Сохранено в черновиках

* * *

Сейчас у меня есть деньги, и я очень спокоен, потому что верю в судьбу и закономерности и потихоньку учусь понимать себя. Здесь нужно отдать Маше должное – у нее можно было научиться писать. Научившись писать, легче понять самого себя. Это как у Капоте – научившись французскому, легче притворяться, что знаешь английский.

Диалог человечнее монолога.

Она говорила: «Когда я теряюсь в толпе, прекращаю узнавать саму себя. Ничего не понимаю и пытаюсь сбежать от одиночества, схватив кого-то за руку, а этот подвернувшийся будет свято верить, что он один такой».

И мне это стало понятно только теперь. Она еще крепко стояла на ногах и, наверное, была привязана ко мне – может, неглубоко, может, глубоко, но длилось это недолго. И конечно, это не любовь. Но что такое любовь – просто глупый разговор. Ее понимание устройства мира имело крепкий фундамент, можно было бы назвать это светским гуманизмом – она гуманная, да, и светская. И хотя изначально было другое значение, почему бы не назвать так. Это интересно, это игра в слова, а играть умным взрослым интересно. Кнехт играл, был умным и одиноким. Естественное положение вещей, никакого противопоставления. История обыкновенных людей.