Deviant

* * *

Why don’t you do something love for a change

Why don’t you do something love

Why don’t you do something.

David Guetta

Я просто хочу ритмичную прозу. Чтобы она отстукивала ритм, не давала дышать ровно. Хочу, чтобы ненадолго вы ей зажили. Это – как воздух. Любовь – тоже воздух.

Вы, наверное, разучились любить. Но сердце помнит, и тело помнит. И даже если у сердца ничего не было давно, оно помнит. Все еще помнит.

Где бы он ни был, а я не знаю, где он, но сердце будет помнить.

Я знаю лишь одно: с ним случилась беда. Я знаю ее вкус и вижу его боль.

Я не оставила бы его, если бы знала, что с ним случится беда. Я терпела бы все во имя него. Любовь не дается всем без разбора.

Я готова на жертвы сейчас.

Почему тогда я оставила его?

Я люблю тебя, милый.

Где бы ты ни был,

Как бы ни страдал,

Я помогу тебе,

Ты слышишь меня?

Я приснюсь тебе, и в этом сне ты будешь сжимать мою руку, как никогда не сжимал,

А я буду шептать, что все хорошо.

Милый, любимый, мой глупый,

Ты знаешь, я не могла предать тебя.

И, когда я скажу тебе эти слова,

Ты наконец-то сделаешь это,

Ты поверишь мне без всяких условий,

И тогда прогнать меня ты уже не сумеешь ,

Беречь твой сон буду я.

* * *

Ты был одним из тех, кто жертва своему таланту Молодость необузданна, талант заставляет тебя спешить, деньги рвут на части. И ты несешься очертя голову, сбивая невидящих и задевая замешкавшихся. Ты бежишь, уже не помня, зачем сорвался. Но здесь берет свое упрямство и характер. Ты – характерный герой, слегка резонер.

Но без чувства меры, и в череде дней приходит пресыщение. По ту сторону двери ты слышишь скрип и скрежет молчаливого отчаяния.

Ты помнишь себя ребенком, читавшим Библию скорее из любопытства. А потом подростком, восторгающимся Бродским. А Бродский говорил, что Библию понял только в двадцать два, а то и в двадцать четыре. А ты помнишь отчетливо, как в детстве спрашивал:

– Мама, а что дальше будет?

А это значило и то, что было и чем дело завершится. И ты помнишь тепло ее рук – она такая мягкая, надежная. Говорит с тобой, маленьким человеком, как с равным.

Мама, мамочка… Ты помнишь, как смотрела она на тебя в последний раз? Нет, и не пытаешься вспомнить. Память стирает нужное. Память совершенно уверена: тебе это ни к чему, тебе с этим не жить. Не дожить спокойно. Папу помнишь, как он постарел. А маму если и пытаешься, то только тот образ приходит – из детства.

Она тогда сказала, а ты запомнил на всю жизнь: «Человек подобен Богу». И почему-то потом, все эти годы, ты хотел Богу и уподобиться. Но что-то, видимо, не то и не так делал. И за что ей такое?