Какая-то часть моего мозга думает, что я должна злиться на Эйдена за то, что он прокрался в мою комнату, но я не злюсь. Отнюдь нет. Не знаю, что бы случилось, если бы в момент сильного приступа я была одна.
— Спасибо.
Свежие слезы щиплют глаза, и я глотаю их.
Эйден скидывает обувь и садится рядом со мной. Его широкая фигура и высокие ноги затмевают мою кровать.
Я натягиваю одеяло до подбородка.
— Что ты делаешь?
— Ложусь спать, — говорит он так небрежно.
— Ты.. ты не можешь здесь спать.
— Конечно, могу.
— Но..
Слова застревают у меня в горле, когда Эйден прижимается своими губами к моим в мягком, быстром поцелуе.
Он притягивает меня к своей груди, так что моя голова ложится на его бицепс. Мои ноздри наполняются его чистым ароматом, и я не могу не вдохнуть его глубже, как наркоманка.
Сильные руки обнимают меня, когда он шепчет:
— Просто засыпай, милая.
Я никогда не сплю, после кошмара, потому что боюсь, что это продолжится.
Но в объятиях Эйдена я не чувствую страха или паранойи. Я даже не думаю о двойных кошмарах, которые мне снились.
Я ощущаю... безопасность.
Вцепившись пальцами в его футболку, я прикладываю ухо к его успокаивающему сердцебиению — нормальному сердцебиению.
Закрываю глаза и отдаюсь во власть сна.
Глава 27
Никаких кошмаров.
Это первая мысль, которая приходит в мое сонное сознание, как только я открываю глаза.
Затем я вдыхаю тепло.
Так, так много тепла.
Эйден провел здесь ночь.
В моей постели.
Я смотрю на его спящее лицо. Его подбородок касается моего лба, а легкая щетина щекочет мою кожу.
Одна из его рук обнимает меня за талию, покоясь посередине моей спины. Другая лежит безвольно, потому что я использую его бицепс в качестве подушки.
Его нога обхватывает меня обеими ногами, как будто он дает мне сбежать.
Мне приходится задрать голову, чтобы полностью разглядеть его лицо. Его ресницы кажутся гуще и длиннее, когда его глаза закрыты.
Его черты безмятежны, словно он не ощущает тяжести моей головы на своей руке.
Кто знал, что кто-то вроде Эйдена будет выглядеть таким умиротворенным во сне?
И кто знал, что настанет день, когда я буду спать, обнимая его на протяжении всей ночи?
Когда он притянул меня к себе, я испытала чувство... принадлежности.
Нет, я не должна испытывать никакой принадлежности к Эйдену, когда все еще не поняла его.
Он тот же самый человек, который придушил меня в первый учебный день и сказал, что уничтожит меня. Я не могу начать доверять ему, потому что он забрался на мой балкон и успокоил мои кошмары.
...верно?
Чувствуя себя сбитой с толку, я медленно убираю его тяжелую руку со своей талии и подползаю к краю кровати, по пути прихватив свой телефон.
Встав, я бросаю последний взгляд на массивное тело, распростертое на моей кровати. Мурашки пробегают по пальцам ног и позвоночнику.
Нет.
Я тащусь в ванную и тихо закрываю дверь.
Вздох срывается с моих губ, когда я смотрю на свое лицо в зеркале. Беспорядок — это преуменьшение долбаного века.
Мои глаза налиты кровью и опухли, просто чудо, что они все еще открыты. Пряди светлых волос торчат во все стороны, как антенны, а слезы оставляют полосы на щеках.
Как Эйден вообще смотрел на меня, не говоря уже о том, что обнимал меня, пока я спала? Это мое собственное лицо, и оно мне противно.
Я открываю кран и брызгаю водой себе на лицо. Странно. У меня нет такого сильного желания вымыть руки дочиста. Обычно это первое, что я делаю после кошмара.
Почистив зубы и собрав волосы в беспорядочный пучок, я поворачиваюсь, чтобы выйти из ванной.
Мой телефон жужжит на стойке.
Так как сейчас почти семь утра, не нужно гадать, кто бы мог написать мне в такую рань.
Тетя Блэр:
Я смотрю на ее сообщение и обдумываю, что ответить.
За исключением того, что я не хочу отвечать прямо сейчас. Сегодня суббота, так что я притворюсь, что сплю, как она мне велела.
Я бы хотела, чтобы Ким никогда не произносила этих слов, потому что теперь я не могу перестать их воспроизводить.
Вчерашний кошмар напомнил мне о том, что я всегда откладывала на потом.
Реакцию тети и дяди на мои кошмары.
Зачем тете Блэр задавать вопросы? Почему дядя Джексон выгнал ее?
Как будто они знают больше, чем показывают.
Кошмары ненормальны, и они всегда следуют одной и той же схеме. В подвале. В воде. В темноте.
Они стали такими с тех пор, как мне исполнилось семь.
После смерти родителей.
Я хватаюсь за стойку, когда щупальца страха пробегают по позвоночнику.
В течение десяти лет я всегда думала, что прошлое должно оставаться там, где ему и место.