Девиантология: социология преступности, наркотизма, проституции, самоубийств и других "отклонений"

2. Нарушитель

2. Обучающийся

2. Потерпевший

2. Спорящий

Личность нарушителя или «конфликтующ его» лица

Нарушитель

Пациент/ клиент

Невежественное, необразованное или некомпетентное

Должник

Спорящий

лицо

Решение или

Наказание

Помощь/ лечение

Достижение стандарта, выдача свидетельства и признание компетентности

Оплата (деньгами или натурой)

Разрешение конфликта

цель

В целом социальный контроль сводится к тому, что общество через свои институты задает ценности и нормы; обеспечивает их трансляцию (передачу) и социализацию (усвоение, интериори-зацию) индивидами; поощряет за соблюдение норм (конформизм) или допустимое с точки зрения общества, реформирование; упрекает (наказывает) за нарушение норм; принимает меры по предупреждению (профилактике, превенции) нежелательных форм поведения.

В гипотетически идеальном (а потому и нереальном) случае общество обеспечивает полную социализацию своих членов, и тогда не требуется ни наказаний, ни поощрений. Впрочем, даже в идеальном обществе сограждане найдут, к чему придраться! «Представьте себе общество святых, образцовый монастырь примерных индивидуумов. Преступления в собственном смысле слова здесь неизвестны; однако проступки, представляющиеся несущественными мирянину, вызовут тут точно такой же скандал, какой обычные преступления вызывают в обычных условиях»*.

* Дюркгейм Э. Норма и патология // Социология преступности. М., 1966. С. 41.

Реальное осуществление социального контроля над девиантностью существенно зависит от власти, формы правления, политического режима в стране*. Неслучайно еще Г. В. Ф. Гегель полагал, что формы контроля над преступностью «даже в большей степени характеризуют данное общество, чем сама преступность»**. Теоретическое, основанное на огромном историческом материале, исследование роли власти и политических структур в социальном контроле над девиантным поведением было осуществлено М. Фуко***. Современные меры социального контроля и прежде всего тюрьма – результат всеохватывающей дисциплинарной власти капиталистического общества, стремящегося к созданию «дисциплинарного индивида». Эта власть проявляется не только в тюрьме, но и в казарме, психиатрической больнице, за фабричными стенами, в школьном помещении. Для дисциплинарной власти характерны иерархический надзор (системное наблюдение, постоянный контроль), позитивные и негативные санкции, испытания (экзамены, смотры, тренировки, инспекции и т. п.). Цель дисциплинарного контроля – формирование «податливых тел», а его символ – тюрьма. Но тогда все общество «начинает приобретать сильное сходство с тюрьмой, где все мы одновременно и охранники, и заключенные»****.

* Подробнее см.: Гилинский Я. Девиантность, социальный контроль и политический режим. В: Политический режим и преступность. СПб., 2001. С. 39-65.

** Гегель. Философия права. М., 1986. С. 256.

*** Фуко М. Надзирать и наказывать: Рождение тюрьмы. М., 1999; Он же. История безумия в классическую эпоху. СПб., 1997; Он же. Воля к истине: По ту сторону знания, власти и сексуальности. М., 1996.

**** Монсон П. Лодка на аллеях парка: Введение в социологию. М., 1995. С. 63.

С этим перекликается труд нашего современника и соотечественника А. Н. Олейника «Тюремная субкультура в России: от повседневной жизни до государственной власти»*, в котором автор, в результате эмпирических исследований и кропотливого анализа, сравнивает Россию, как «маленькое общество» (в отличие от «большого общества» – цивилизованного) с тюрьмой. Не могу удержаться от обширной цитаты: «Тенденция к воспроизводству "маленького общества" и незавершенный характер модернизации – таковы основные факторы, определяющие постсоветский институциональный контекст... Государство сознательно пресекает всякие попытки оформления коллективного субъекта, способствуя, таким образом, образованию пустыни между повседневной жизнью групп "своих" и властью... И здесь не важно, какую конкретную форму принимает группа "своих": номенклатуры, семьи президента или выходцев из КГБ... Приватизация общественного пространства группами "своих", не важно, находящихся у кормила власти или нет, означает смерть еще до рождения гражданского общества... Группа "своих" стремится приватизировать и материальные ресурсы, к которым имеют доступ ее члены... Постсоветские люди с ненавистью относятся к государству, потому что оно воспроизводит логику группы "своих" и поэтому рассматривает граждан как "чужих". Но в то же время постсоветские люди неспособны избавиться от такого государства, в котором материализуется их собственный образ жизни, их собственные взгляды и поведение»**.