Девиантология: социология преступности, наркотизма, проституции,самоубийств и других "отклонений"

Канадский криминолог J. Hagan рассматривает девиации и преступления как «континуум (протяженность) вариаций» («continuous variable»). Он попытался проранжировать степень воспринимаемой населением опасности, тяжести различных видов «отклонений» и получил шкалу от «прогулов 16-летних школьников» (0,2 балла) и «бродяжничества» (0,3 балла) до «изнасилования» (52,8 балла) и «закладывания бомбы в общественное здание, в результате взрыва которой погибло 20 человек» (72,1 балла)*. Сколько баллов «достаточно», чтобы признать отклонение преступлением?.. О континуальном характере поведения людей – от позитивного через нейтральное к негативному, включая преступное, говорится и в других современных трудах по криминологии**. Нет природных, естественных границ, отделяющих преступное поведение от непреступного. Эти границы устанавливаются законодателем, а потому они искусственны, относительны, конвенциональны.

* Надап J. Modern Criminology: Crime, Criminal Behavior and Its Control. NY: McGraw Hill, 1985.

** См., например: Ellis L, Walsh A. Criminology. A Global Perspective. Allyn and Bacon, 2000. P. 4, 15-17.

О том, что законодатель грешит расширительным толкованием вреда, заслуживающего криминализации, свидетельствует тот факт, что, согласно букве уголовного закона большинства современных государств, включая Россию, 100% взрослого населения оказываются уголовными преступниками. Кто, например, в России ни разу не оскорбил кого-либо – ст. 130 УК РФ, или не ударил кого-либо, причинив физическую боль – ст. 116 УК РФ, или не уклонился от уплаты налога – ст. 198 УК РФ и т. п.? Но и в других странах ситуация не лучше. Так, по результатам нескольких опросов населения в США, от 91% до 100% респондентов подтвердили, что им приходилось совершать то, что уголовный закон признает преступлением (данные Уоллерстайна и Уайля, Мартина и Фицпатрика, Портфель-да, и др.).

Постмодернизм в криминологии не без основания рассматривает преступность как порождение власти в целях ограничения иных, не принадлежащих власти, индивидов в их стремлении преодолеть социальное неравенство, вести себя иначе, чем предписывает власть.

Ясно, что правовые (в том числе – уголовно-правовые) нормы и их реализация (что не всегда одно и то же) непосредственно зависят от политического режима*.

* Подробнее см.: Гилинский Я. Девиантность, социальный контроль и политический режим // Политический режим и преступность. СПб., 2001. С. 39-65.

Объективная сложность логического определения преступности и состоит, очевидно, в том, что она «конструируется» по двум разным основаниям, лежащим в разных плоскостях: реальный (онтологический, объективный) вред и «указание о том в законе», кримина-лизированность, которая всегда является результатом субъективной воли законодателя. На это обстоятельство обратил внимание В. Е. Жеребкин еще в 1976 г. Он заметил, что одни признаки понятия «преступление» являются материальными, субстанциальными (общественная опасность или более корректно – вред), тогда как другие – формальны, несубстанциальны (противоправность, указание в уголовном законе). Сам В. Е. Жеребкин так определяет эти два признака: «Материальный признак – это такой признак, который присущ предмету как таковому, является субстанциальным, имманентным его свойством. Это признак объективный, существующий независимо от субъекта познания (законодателя) и до него.

Формальный признак – это признак не субстанциальный, он не принадлежит предмету действительности, не является его имманентным свойством. Этим признаком реальный предмет наделяется субъектом познания (законодателем)»*. Однако отечественные криминологи, кажется, прошли мимо этих рассуждений.

* Жеребкин В. Е. Логический анализ понятий права. Киев, 1976. С. 37.

Исходя из представлений о преступности как частном случае девиантности, дадим следующее определение: преступность – это относительно распространенное (массовое), статистически устойчивое социальное явление, разновидность (одна из форм) девиантности, определяемая законодателем в уголовном законе*.

* Гилинский Я., Афанасьев В. Социология девиантного (отклоняющегося) поведения. С. 75; Девиантность и социальный контроль в России (XIX – XX вв.): Тенденции и социологической осмысление. С. 79.