«Девианты»

Этим же вечером в дверь Анжелики Серафимовны позвонили. Хозяйка прильнула к глазку и остолбенела:

– Карман… Ой, Норманн Иваныч! Какими судьбами! Извините, я не одета. Через минуту открою, – и бросилась в спальню.

На самом деле Анжелика не ходила по квартире голой. Другое дело, что ее фланелевый халат имел самый затрапезный вид, а плюшевые шлепки на три размера больше настойчиво просили каши. В шкафу царил хаос, и Крикуненко не сразу удалось выудить из кома тряпья какие-то менее мятые джинсы. «Жаль, жаль, что не купила тогда на корейском рынке тот шелковый халатик, – подумала Крикуненко. – И вот, пожалуйста – не в чем встретить дорогого гостя».

Щелкнул замок, и Анжелика Серафимовна узрела чуть смущенного и чуть поддатого Кармана с тортом и цветами в руках, а тот – значительно менее пафосную, чем обычно, Крикуненко. Из зала доносились позывные «Поля чудес», а с кухни тянуло жареной картошкой.

– Я только что закончила прослушивать Берлиоза, – как бы оправдываясь, залепетала Анжелика. – И буквально на одну минуточку переключила свой любимый канал «Культура» – глянуть, не сбрил ли усы Якубович. Не спрашиваю, зачем пожаловали, а приглашаю со мной отужинать.

Карман охотно согласился.

– По рюмочке в честь пятницы? – и он достал из портфеля дорогой кожи четверку посредственного коньяка.

– С хорошим человеком да под приятную беседу не откажусь, – просияла Анжелика. – Чего к картошечке прикажете? Вообще-то, я уже два года исповедую вегетарианство, но граммов двести «Краковской» для желанных гостей всегда держу. Не желаете ли также йогуртов? Имеется парочка – чернично-земляничный и маракуйя-папайя.

– Йогурты – отказать, а колбасы постругайте, – согласился Карман Иваныч.

Картошка была чуть недожарена, местами пригорела, к тому же конкретно пересолена, но Карман был голоден.

– Позвольте спросить, чем обязана столь неожиданному визиту? – кокетливо поинтересовалась Крикуненко, принимаясь за фирменные фокусы с коньяком. Что уж только она ни выделывала с рюмкой, чтобы полнее оценить букет второсортного напитка – и катала между ладонями, и нагревала стекло бокала дыханием, и подносила к лампе – полюбоваться игрой цвета.

– Что ж, секрета нет, – развел руками Карман. – Зашел потолковать… о Пушкине. Условно говоря.

– О Пушкине? – Крикуненко застыла в недоумении. – То есть?

– Да-с, об Александре Сергеевиче Пушкине, нашем всем! – заключил Карман и обновил рюмки.

– Позвольте, а при чем здесь я? – продолжала недоумевать Анжелика.

– Ну как при чем? Условно говоря, слава о вашей высокой культуре и широком кругозоре давно вышла за пределы редакции, – обычно немногословный Карман вдруг ощутил прилив вдохновения. – А мне, знаете ли, порой хочется отвлечься от счетов-фактур и налоговых деклараций. И утолить, так сказать, духовный голод, – и Карман ткнул вилкой в кусок «Краковской».

– Хорошо, давайте побеседуем о Пушкине, – недоверчиво сказала Крикуненко. – Что же вас интересует? Может быть, история создания гениальных строк «Я помню чудное мгновенье»? Извольте. В живописном парке псковских помещиков Осиповых-Вульф молодой Саша Пушкин встречает ангельской красоты и высокой же нравственности молодую женщину. Ее цветущая юность принесена в жертву грубому солдафону, и бедняжка несчастлива как камни…

– Это я знаю, – перебил ее Карман. – В школе проходили. Но она ему сразу не дала, а когда дала потом, в Питере, Пушкин написал о ней в своем дневнике всего три строчки. Не вспомню сейчас точно, но дурой она оказалась первостатейной – это факт.

– Скажите, пожалуйста! – выпала в осадок Крикуненко. – Так-таки и… дала?

– Ну да, на каком-то сундуке в прихожей. Условно говоря, она возомнила себя эмансипе, решила переводами заниматься и загрести на этом кучу бабла. Да хреновая из нее переводчица вышла – правильно, мозги-то шелухой были забиты, Шиповниками да Иммортелями. Так она своих бойфрендов называла. И вот пошла она к Саше Пушкину, чтобы он по блату какой-нибудь калым ей подкинул. Ну, а он, условно говоря, не растерялся…

– А вы, Норманн Иванович, интеллектуал. Ни за что бы не подумала, что у вас могут быть такие познания о светиле русской поэзии. Позвольте полюбопытствовать, что читали, из каких источников, так сказать, черпали?

– Да не читал я ничего. Когда мне! Приятель рассказывал. Давно. Классный парень. Но потом я потерял его из виду и до сих пор так и не нашел. Прямо хоть в передачу «Ищу тебя» письмо пиши! – И Карман драматически задвигал мышцами лица, словно пытаясь совладать с нахлынувшими чувствами.

– Ну что вы, право, не убивайтесь так. Воздастся вам за ваши страдания, и друг ваш обязательно отыщется!

– Только если вы пожелаете мне помочь, Анжелика Серафимовна, – и Карман по третьему разу обновил рюмки.

– Только прикажите! – пылко ответила Крикуненко. – Все, что в моих силах, сделаю. Все, что в сердце моем, принесу на алтарь святой дружбы!

– Я не приму ваших жертв, Анжелика Серафимовна. Молю вас лишь о самой малости – дайте телефончик Романа Светлова, – Карман произнес это с таким видом, как будто бы попросил Крикуненко передать ему солонку.

– Романа Светлова? А причем здесь он?

– Ну как при чем? Условно говоря, он и есть тот самый утраченный друг. Что вам стоит, Анжелика Серафимовна? А я буду безмерно счастлив.

– И не просите, Норманн Иванович. Нет, нет и нет! Это не моя тайна. Могу лишь передать моему другу Роману Светлову, что вы желаете с ним встретиться.

– Значит, нет? – Карман прикидывал, что делать дальше. – Окончательно и бесповоротно?

Анжелика вскинула голову и уставилась куда-то в сторону – давала понять, что разговор на эту тему закончен. Как вдруг Карман резко перегнулся через стол и схватил ее мобильник.

– Немедленно отдайте! – вскричала Крикуненко.

– Отдам, непременно отдам, – с приятным лукавством, через которое, однако, сквозило уже что-то хищное, улыбнулся Карман. – Только сначала немножко пошарю в адресной книге. Вы не против?

– Что вы себе позволяете! – Анжелика подскочила к гендиректору. – Мало того, что вы своим беспардонным вторжением нарушили тайну частной жизни и неприкосновенность жилища, так вы еще и грабежом не брезгуете? Да-с, мой дорогой, это форменный грабеж! – и она вцепилась в руку Кармана, пытаясь разжать его пальцы.

– Да вы не даете мне работать! – с той же злой веселостью он оттолкнул Анжелику. Впрочем, очень аккуратно. Проблемы с законом отнюдь не были ему нужны.

– Ах так? Тогда я звоню 02! – и Крикуненко направилась в прихожую. Но быстро сориентировавшийся в ситуации Карман подскочил к ней сзади, сгреб в охапку, затолкал в ванну и щелкнул задвижкой. Естественно, Анжелика ломилась в дверь, сыпала угрозами и даже пару раз выкрикнула что-то нецензурное, но сердце Кармана не дрогнуло. Он исполнял волю своего шефа.

Содержимое мобильника Крикуненко его не порадовало. В адресной книге он не нашел ни намека на Светлова. Все сплошь какие-то тетки. Не зашифровала же она его вот под эту – Светлану Романовну? Карман нажал на вызов, и вскоре услышал в трубке женский голос. Он тут же отрубил связь.

Ладно, посмотрим СМС-ки. Надо же, пусто. Похоже, Крикуненко вообще не пользовалась этой услугой. А что там у нас в Исходящих? Опять звонки каким-то теткам. А во Входящих? Тоже сплошные тетки. И лишь несколько телефонных номеров. Карман воспрянул духом – наверно, один из них и есть светловский! Но и тут его постигло разочарование. В одном телефоне он узнал редакционный, во втором – пресс-службу мэрии… Протерев мобильник полой своего Бриони – на всякий случай, чтобы не было отпечатков пальцев – он положил его на стол и пошел вызволять пленницу.

– Ах вы косноязычное ничтожество! – словно фурия, налетела на него Анжелика. – Это вам выйдет боком!

Карман молча разлил коньяк и протянул рюмку Крикуненко. Та занесла руку, чтобы вышибить тару у него из рук, но… остановилась.

– Выпейте и успокойтесь, – устало произнес Карман. – У вас ничего против меня нет. А насчет дружбы со Светловым вы, условно говоря, прихвастнули. Есть такое, Анжелика Серафимовна?

Крикуненко опустошила рюмку и царственным жестом указала директору на дверь:

– Подите вон, охламон. У вас заложило уши? Я сказала: уебэн зи битте! – и она вперила в Кармана негодующий пьяный взор.