Девианты (СИ)

— А сегодня вечером будет сходняк. Хотел предупредить тебя.

— Сходняк? К черту это! — спрыгнув с его колен, уставилась сверху-вниз. — Ты не будешь заниматься этим жутким козлиным дерьмом с кем-то еще. Если ожидаешь, что я не буду против, можешь просто отрезать себе член прямо сейчас.

Его губы дрогнули, выдавая, что он, изо всех сил, пытается сдержать улыбку.

— Я бы никогда не позволил никому прикасаться к своему члену, кроме тебя, Кали. Тогда было посвящение; в этой жизни я не предъявлю подобных прав ни на одну другую женщину. Это лишь собрание, поскольку меня очень долго не было. Хочу ввести их в курс дела, и дать шанс увидеть твое личико.

— Ой, — что еще можно было сказать?

Теперь-то, начинала понимать, что вся история с дьяволом и королем не была ролью или сценической игрой — это настоящая жизнь, наша реальность. Я могла принять это… нет, действительно приняла это. С гордостью встала бы рядом с ним, как королева, которой и являлась.

— Как ты со всем справляешься? — поинтересовался он.

— Честно говоря, даже не знаю, — пожала плечами.

Не дала себе и шанса проанализировать значение того, что Ром говорил ранее.

— Я не считаю ни одного из этих мужчин своим отцом. Один использовал, а другой бросил. Сейчас меня больше волнует, что сделали с тобой.

С минуту, он всматривался в потолок, а затем кивнул сам себе.

— Присядь, Кали. Я должен рассказать тебе нечто, что ты обязана была узнать давным-давно.

Глава 35

Ромеро

Имелась целая тонна дерьма, о котором никогда бы не рассказал Кали.

Однако существовали моменты, в которых, как оказалось, ошибался, понимая, что, возможно, ей следовало бы знать.

Сказал, что Брок — ее отец, поскольку не хотел, чтобы она думала, что ее трахает брат.

Она пристально смотрела на меня, голубые глаза не отрывались от ониксовых. Лицо девушки слегка нахмурилось, а я еще даже не начал.

Не имел ни малейшего еб*ного предположения, где находился ее разум. Мозг Кали функционировал на собственной волне; порой было практически невозможно понять, какое дерьмо крутится в ее головке.

По дороге из Иерихона, мы с Коброй обсудили, что стоило, а чего не следовало говорить ей. Лишь поэтому попросил ее поехать с Гриммом. Знаете, я не из тех, кто «дарует свободу». Рядом со мной она могла беситься сколько угодно.

Гримм прекрасно знал, что его младшая сестренка вовсе не такая, как мы с ним, однако, как и наш отец, он доверял мне заботу о ней, и рассказывать то, с чем, по моему мнению, она способна разобраться.

Именно Кобра, чудесным образом, выступил голосом разума. Он отметил, насколько Кали непредвзята, никого не осуждает, может войти в комнату с двумя людьми, разрушившими ее невинность, и остаться внешне спокойной и собранной.

Она была ох*енно сильной.

Знал, что девушка выдержит те детали моего прошлого, которыми собирался с ней поделиться. Подойдя к окну, размял шею.

— Время… оно ни хера не меняет. Независимо от того, сколько лет прошло, все еще помню, будто вчерашний день. Моя мама — третья жена Девида. Я никогда не был близок с ним. Он решил, что у мамы был роман, поскольку цвет моих глаз не соответствовал его. Все складывалось дерьмово, но терпимо, насколько вообще возможно в Ордене. А затем появилась твоя мама, и Девид чертовски помешался на ней. Он трахал ее на стороне. Я был еще маленьким, но помню, что моя мать часто плакала. Лишь повзрослев, осознал, что к чему. Твоя мама забеременела. Девид полагал, что ребенок его. Он выяснил, что она принадлежала человеку, который якобы был его лучшим другом… Броку. Кажется, именно тогда он и спятил. Отобрав тебя у матери, в ту же ночь засунул меня в Шилох (прим.: в Еврейской Библии — фигура/место наказания). Мне было пять лет. Шрамы — лишь последствия проведенного там времени. Мне позволялось выходить раз в месяц. Кроме того, меня кормили, я там спал и проводил все время в уединении. Мужчины приходили навестить меня… и несколько женщин тоже.

Оглянувшись через плечо, заметил, что она ловит каждое мое слово.

— Мать подарила мне тактический нож. В то время мне уже было десять лет. Спустя неделю, посреди ночи, меня забрали из Шилоха и привели в комнату. Иоанн был там, Девид естественно, тоже. И еще трое. Они разложили женщину на полу, с вуалью на голове, по очереди насилуя ее. Избивали до тех пор, пока не раздробили ребра и челюсть. Когда все закончилось, бросили меня там и велели прибрать за собой.

Когда я сдернул вуаль с ее головы, передо мной предстало лицо моей матери. Я убил ее, использовал подаренный ею клинок, чтобы перерезать горло. Исправить ситуацию уже не получалось, и не мог бросить ее умирать, как раненое животное. Самое херовое, что к тому моменту уже ничего к ней не чувствовал. И, до сих пор, не могу заставить себя пожалеть об этом. Помню, что уставился на кровь и приложил руку к ее сердцу. Вначале ощутил, как оно сильно колотится, борясь за жизнь. Но потом, постепенно, стало затихать.