Девять

Мягких серых тонов небо – уже не по-зимнему высокое. Это начало февраля.

Конец февраля выдался туманным и сырым.

За это время я пережил острейший приступ ревности.

Ревность делает мужчину таким же глупым, как беременность – женщину. Слишком много гормонов – и блистательный ум превращается в унизительную хитрость.

С чего все началось?

Трудно сказать. Наверное, со снов. Тревога зародилась там. А потом в один прекрасный день, когда виден стал конец зимы, мне вдруг показалось, что Алиса подозрительно легко смирилась с тем, как я погрузился в роман – отдалился от нее, если называть вещи своими именами. Я творил иную жизнь и одновременно жил в ней – а она ходила где-то рядом, счастливо улыбаясь.

Однажды с утра я, как обычно, засел за роман. А она вышла из дому и куда-то пошла… Как обычно?

Во-первых, я только сейчас осознал, какой бесконечной свободой пользовалась моя жена. Я не знал, куда она ходила, с кем проводила время. Во-вторых, я не представлял, чем она жила. В-третьих, проклятый сон…

Я быстро встал, надел что поприличнее и выскользнул из квартиры вслед за ней.

Алиса шла расслабленной, уверенной, в чем-то неуловимо изменившейся для моего глаза походкой. Наконец, она подошла к учреждению явно медицинскому: вокруг сновали люди в белых халатах. На корпусе, в который она вошла, висела табличка: «Женская консультация».

Алисы долго не было.

Потом она вышла из корпуса вместе с мужчиной.

Счастливо улыбалась.

Распрощалась с ним, поцеловав при этом как родного.

Что прикажете думать?

Только на девятый день, когда роман не клеился, когда в голову лезла всякая жизненно неважная чепуха, я решился задать Алисе вопрос, от ответа на который многое зависело в моей жизни:

– Кто такой этот твой Альберт?

– Альберт Сигизмундович? Это мой участковый гинеколог. А ты откуда знаешь?

– Я сейчас говорю не о гинекологе, я имею в виду этого Альбертино, этого джиголо с отвратительными черным усиками. Как его зовут?

– Его зовут Альберт Сигизмундович, это мой участковый гинеколог. Никакого джиголо я не знаю.

– С каких это пор участковыми гинекологами стали мужчины?

– Это что – допрос?

– Это предъявление улик. Я видел тебя вместе с этим смазливым усатеньким селезнем…

– Ты за мной следил?

– Какая разница? Да, следил. Что это меняет?

– Это отвратительно!

– Нет, отвратительно, что ты его целовала. На глазах у всей больнички. Этого селезня! С усами!

– Ты свихнулся!

– Нет, у меня сейчас обостренная интуиция. Я все чувствую. Я под тобой вижу на девять футов. Меня не проведешь. Я не мог видеть во сне этого чернявенького просто так. Значит, это было в жизни! Стоило мне один раз выйти за тобой… случайно…

– У тебя просто талант портить все в самый ответственный момент. Как у Ивана-дурака: жечь уже не шкуру лягушки, а почти фату принцессы!

– А у тебя талант…

– Замолчи! Замолчи сейчас же. Скажи лучше, что ты ревнуешь меня потому, что очень любишь.

– Я? Я не ревную тебя, клянусь своим сном…

– Ты просто ревнивый дурак. Я – беременна! А ты – ревнивый и самовлюбленный осел! Мул!

– Как это – беременна?

– А так. Чем я, по-твоему, занималась, пока ты тут с ума сходил и вынашивал свой роман? Я вынашивала планы иметь ребенка, а теперь вынашиваю ребенка! Каждый должен заниматься своим делом! Вынашивать и носить свой крест. И нечего тут шпионить за мной и за собой.

– Я хотел сказать, что очень люблю тебя.

– Правда?

– Очень.

– Очень-очень?

– Да уж куда больше, если я приревновал тебя к этому специалисту… Усатому…

Гармония – это когда каждый занят своим делом.

Как я мог забыть об этой элементарной, с точки зрения разума, истине?