Девять

— Ага! Утро. Джентльмены пьют и закусывают…

Она хихикнула.

— Девочки, — Горохов прочистил горло и повторил, — девочки, мы тут посидим немножко, ладно?

Шахматный стол, сделанный на заказ, Игорю подарили друзья. Большой, лакированный короб на складных ножках, на верхней крышке которого, ближе к одному краю, из разноцветного шпона выклеена доска, а под крышкой, в подложках их красного бархата располагались набор классических шахматных фигур и часы. Горохов с Игорем утопали в креслах, придвинутых к столу, а там, где на столе обычно выставлялись часы, сейчас красовалась пузатенькая бутылка «Арарата» и пара коньячных бокалов ей под стать. Розетка с фисташками, скромно притулилась на краешке стола. Игроки только-только разыграли гамбит.

— Альберт Васильевич, — улыбнулась хозяйка. — Для полноты картины, я разрешаю вам закурить эту красивую трубку. Мятов прав, как всегда: вам идёт, даже если вы ее просто в руках держите…

— Ну-ну, — сказала Люся. — Тогда я пошла…

Дверь за женщинами закрылась, Игорь сделал свой ход, плеснул в бокалы и поощрительно кивнул:

— Закуривайте, закуривайте…

Горохов неумело набил и раскурил трубку, осторожно затянулся. Он читал о «холодном» курении и попытался применить свои знания на практике. Аромат у табака был шикарный. Трубочный фильтр хорошо держал смолу, в горле не першило, вопреки опасениям. Игорь достал из серванта пепельницу, придвинул ближе к столу торшер с подставкой под неё и поднял бокал. Коньяк качнулся, оставляя на стенках заметную маслянистую плёнку. Пригубили.

Внутри разогрелось, обмякло, волны побежали по телу. Дымок щекотал ноздри, чашка трубки, удобно прикорнув в ладони, грела её ответным теплом. Он подавил желания коснуться Игоря, и тут же натолкнулся на его внимательный взгляд поверх бокала.

— Альберт Васильевич, вы как будто чего-то ждёте… или испуганы чем-то… Что с вами?

11

Горохов рассказывал минут тридцать.

Безобидный вопрос, почти между прочим, открыл шлюзы, и потоком хлынуло: мысли, тревоги, страхи. Игорь слушал, катая бокал в ладонях, не перебивал. Трубка погасла, но, рассказывая, Горохов изредка посасывал мундштук, словно надеялся вытянуть последнее, горьковатое тепло. Рассвело, но окно казалось занавешенным снаружи белой простынёй. Горохов замолчал.

Игорь поднёс бокал к лицу, но пить не спешил. Взгляд блуждал по доске, словно он не слушал, а размышлял над очередным ходом. «Ну, вот и всё», — подумал Горохов, и горечь во рту сделалась невыносимой. Он осторожно положил трубку в пепельницу, не выбивая, чашечка казалась выжженным глазом.

— Когда пили чай, вам показалось, что кто-нибудь из нас… ненастоящий? — начал Игорь.

— Да. — Горохов испытал облегчение. Игорь воспринял всё всерьёз, и было бы жаль…

— Как же вы с этим?..

— Живу? — Горохов пожал плечами. — Пока не научился…

Игорь покивал, поставил бокал на стол и взял бутылку.

— Вы ведь не местный? — спросил он.

— В смысле? — Горохов растерялся. Он смотрел, как Игорь разливает: дозы несколько пугали. Не потому, что соответствовали худшим образцам сермяжной культуры пития или оскорбляли сам напиток, они не предвещали ничего хорошего, что бы это ни было, но не головную боль с похмелья. Облегчение куда-то испарилось. Он вновь взял трубку, чтобы занять руки, но неожиданно для себя принялся вычищать её, поставив пепельницу на стол и придвинув поближе к себе бювар с принадлежностями, интуитивно догадываясь о назначении тех или иных предметов.

— В смысле, родились не здесь, — сказал Игорь и убрал опустевшую бутылку.

— Да, мы переехали в Кирчановск из Новосибирска лет двадцать пять тому… Люсе предложили хорошую должность на кафедре университета…

— Я тоже новосибирец, мои родители и сейчас там живут, а вот Инна местная. Родилась в Кирчановске и жила здесь с родителями до двенадцати лет. Потом тесть с тёщей переехали в Иркутск, а Инна, окончив там школу, вернулась сюда учиться в университете. В Кирчановске жил её дед по отцу, Кочергин Иван Петрович. Был он в свое время директором самого крупного в области Лысьгорского леспромхоза, это южнее, а после выхода на пенсию обосновался в Кирчановске. Инна у него жила, пока училась. Когда мы поженились, тоже жили у него. Помните дома за Лебяжьей улицей? Двухэтажные, в них ещё печное отопление сохранилось. Вот, там мы и жили ещё четыре года после его смерти. Дома пошли под снос по проекту реконструкции Зареченского района, а мне на станции дали эту квартиру…

Игорь немного помолчал, дотронулся до бокала, чуть повернул его, но не поднял.