Девять

Дикой разглядывал глухой забор с массивными воротами из лиственницы, почерневшей и крепкой, как камень. За калиткой с ржавым железным кольцом хрипло лаял и гремел цепью пес. Леха поёжился, но с наслаждением опустил в траву аккумулятор. Спину ломило. Не мальчик ведь уже…

– Так, – сказал Дикой и качнул штангой магнитометра, словно проверяя ее весомость как аргумента в этой точке земного шара, – Так…

Он прикоснулся к прибору на груди. Длинные корявые пальцы, заросшие рыжим волосом, пробежали по ручкам настройки, коснулись клавиш переключения диапазонов, погладили окошечко приборной шкалы. Лицо у Дикого было отрешенное, только ноздри раздувались. Он соображал, прикидывал, кумекал-мерекал…

«Ну, сейчас пойдет», – подумал Леха, враз сомлевший от мандража, и быстро глянул в оба конца улицы. Пусто… и как-то нехорошо… вроде, как затаились все…

– Может не надо?

– Не ссы, не ссы, – сказал Дикой и толкнул калитку. Кольцо брякнуло, а Леха со стоном подхватил аккумулятор.

Двор оказался по-здешнему обыкновенный: широкий и вытоптанный до земли. Справа и слева от ворот – постройки: стайки-курятники, углярки-дровники, какие-то навесы. Рубленная, массивная изба с высоким крыльцом в глубине двора. Кажущиеся маленькими, окна с наличниками и ставнями, на которых краска облупилась и полиняла так, что определить ее первоначальный цвет мог бы, пожалуй, только Доцент со сворой своих аспирантов: со всеми их метелками, щеточками и интуицией гробокопателей.

Все это Лёха ухватил мимоходом, а старушенцию на крыльце и вовсе не заметил. Его куда больше занимала собака. Сиплый лай издавала низкорослая собачонка, затейливая деревенская помесь непонятно кого с кем, но злобная и клыкастая, что твой ротвейлер. Дикой небрежно отпихнул беснующегося пса штангой, не сбивая шаг, но Лёха на всякий случай выставил аккумулятор перед собой и, бочком-бочком, проскользнул за напарником.

– Здорово, бабка, – сказал Дикой, начальственно топая сапогами по ступеням, – Отдел контроля администрации. Районная служба борьбы с незаконным оборотом спиртного…

Из нагрудного кармана «энцефалитки» Дикой выхватил пару замусоленных бумажек. Измятый бланк наряда на земляные работы был грязно-желтого цвета, но с лиловой, казенного вида печатью, слегка побледневшей от стыда. Наряд заполняли неразборчивые каракули Доцента с его же закорючкой подписи, напоминающей отпечаток куриной лапы. Копия разрешения администрации на проведение раскопок выглядела посолидней. Усеянная печатями согласований, гербами и флагами, размашистыми подписями чиновников всех мастей, в том числе милицейских, эта бумага в глазах многих местных была пострашнее непонятного прибора с длинной палкой. Она являлась свидетельством власти – безликой, бездушной, жестокой и неумолимой силы.

– Ох, милай, ох, – сказала старушка, подслеповато и опасливо косясь на казенные бумаги, – Чего ж, к мене-то, а?

Уголок платка прикрыл сморщенный ротик. Быстрая стариковская слеза выкатилась на щеку и пропала в глубоких руслах морщин. Бабуся была маленькая, усохшая, сморщенная, как кусок столетней кожи. Остренькое личико терялось в складках грубого платка. От вязаного жакета, потерявшего цвет, форму и большую часть шерсти, вероятно, ещё при Ленине, остались невнятные ремки, подвязанные тут и там бечёвками. Юбка – под стать жакету, а растоптанные калоши истончились на носах до тканевой основы. Стоя на средней ступеньке высокого крыльца, Дикой нависал над бабкой как портовый кран.

– Сигнал на вас поступил, – сказал он, убирая весь наличествующий официоз в карман, и сделал ручкой, – Пройдемте…

Бабуся отшатнулась к низким дверям. Дикой пер как танк.

– Какое ж спиртное? Нету у меня ничего! Кому пить-то? Старый почитай уж как шашнадцать лет помер… Тише ты ирод! Сомнешь…

Она оправилась, первый испуг прошел. Она, конечно, отступала, – попробуй тут не отступи, – но огрызалась все злее. Скоро соображать начнет, а там…

– Проверим, гражданка, проверим. Все так спервоначала говорят, а у нас во! – техника! – Дикой дернул кабель, ведущий от корпуса магнитометра к аккумулятору, на котором болтался Лёха. – Все построено на объективных закономерностях процедур локации процессов верхового брожения… Не подкачает! Тут и суперпозиции полей, и поверхностные напряжения, и тонкий магнетизм…

Лёха запнулся о высокий порог и едва не выронил аккумулятор. В прохладных сенях темно. Пахло мышами, квашеной капустой и березовыми вениками. В дальнем углу угадывались большие кадки и еще какая-то утварь. У дверей в дом, на стене развешено тряпье: ватники, кацавейки. Заячий треух, уныло обвиснув «ушами», поник на отдельном гвозде…

– Сапоги отруси, лиходей! Прешь в чистое…

Дикой оттеснил бабку в дом.

– Тихо! – сказал он и обернулся, подергал кабель, – Товарищ инспектор, не отставайте…

Бабка осеклась, и «товарищ инспектор» как цуцик на поводке смело шагнул за порог, притопнув ботинками так, что только пыль в стороны.

– Ну, ишшите, ишшите…

Хозяйка затянула узел платка потуже и сложила ящеричьи ладошки на животе, под единственной на ее немыслимом жакете пуговицей.