Девять бусин на красной нити

Мужчина подвинулся ближе, нагнувшись надо мной и осторожно коснулся перьев. Удивляясь, как такие большие ладони могут быть такими осторожными, из-под ресниц наблюдала за Хаконом. Это було новое впечатление, совсем не знакомое раньше. Он восхищался, открыто и с какой-то внутренней уверенностью в собственных действиях. Руки пробежали по кости от плеча до первого изгиба, задержавшись в одном месте.

– Здесь еще есть воспаление, чувствуется утолщение, но, кажется, кость и правда почти зажила.

Отстранившись, мужчина посмотрел мне в глаза, без улыбки, как что-то невероятно важное, сообщив.

– У тебя очень красивые крылья. Я не встречал такой красоты ни в одном из девяти миров.

– Они красивы для тебя. В моем мире чаще всего они означают неприятности и смерть.

– Но ты сейчас не в своем мире, так ведь? А тут старые правила не действуют. Отдыхай, я вернусь через часа два и мы сможем продолжить разговор.

Задумчивая, несколько озадаченная таким выводом, я очнулась только тогда, когда в дом проник ледяной порыв ветра, с облаком снежинок, каплями тут же упавшими на деревянный пол. Хлопнула дверь, оставляя меня наедине с собственными мыслями.

Глава 8

Птица, Натсуми, пролежала без сознания два дня, пока удалось осторожно вытянуть из ее тела весь холод. Правда, в отличие от обычной ситуации, тело девушки довольно хорошо реагировало на мои действия, словно помогая. Вся эта процедура была опасной и мало кто мог такое перенести, но сердце демона билось, пуст не сильно, но устойчиво ни разу не нарушив ритм. Когда на второй день вся кожа птицы стала теплой, а грудь в первый раз поднялась от глубокого вздоха, я немного расслабился. Немного озадачивали внезапно исчезнувшие крылья, но, видимо, это тоже был способ восстановления.

Когда на меня уставились темные, почти черные глаза, я словно попал под чары. В наших мирах даже у цвергов, подземных жителей глаза серые или голубые, прозрачные, словно вечные льды. Эта темнота же словно пронизывала тонкини иглами до самой глубины души.

Ни испуганных криков, ни возмущенных воплей. По поведению девицы было видно, что ей давно не пятнадцать. Натсуми разговаривала уверенно и спокойно, с достоинством и уважением, но при этом проскальзывали странные реакции, больше подходящее девице, никогда не встречавшей мужчин, чем существу, способному убить голыми руками. А я видел ее ладони. Видел жесткие мозоли от рукояти меча и длинные черные когти, исчезнувшие вместе с крыльями. Видел, насколько стерта обмотка на оружии, сделанном специально под эту миниатюрную особу.

От нее веяло силой, от того, как сами собой разворачивались плечи и прямо смотрели глаза. Но противоречия не давали отнестись так однозначно, как хотелось. И ее внешность. Мало этих темных раскосых глаз, словно подглядывающих из темноты, этих высоких острых скул. Даже ее тело было каким-то противоречивым. Миниатюрная статуэтка из фарфора с огромными изумительными крыльями, такими мягкими, что все меха в сравнении, казались жесткими.

– Ерхо, идем, – в такой пурге даже мне было не просто найти дорогу. Сырой снег тут же промочил всю одежду насквозь, создавая ледяную корку. Я чувствовал, как кожа вспыхивает узорами, не пуская холод к сердцу. Тех двух шкур, что мы добыли, должно было хватить, так что необходимости морозить пса не было.

Зверь недовольно отряхнулся от мокрого снега, пригибая голову ближе к земле. Даже среди больших гранитных глыб было трудно идти из-за ветра. Охотничий домик появился из пурги неожиданно. Секунду назад не было – и вот уже весь виден. Простому путнику не найти дороги в такой погоде. Едва приоткрыл дверь, как сбивая с ног, мимо пронесся Ерхо, тут же забиваясь в свое любимое месть между стеной и печью.

– Хоть бы отряхнулся. Вся подстилка промокнет же, – закрывая щеколду, недовольно глянул на пса, успевшего свернуться калачиком и сунуть нос под лапы.

Внутри было совсем сумрачно, желотовато-алый отсвет от печи не мог разогнать темноту. Угли уже должны были погаснуть, но за стеклом плавно двигались небольшие языки пламени. Кто-то подбросил дров. Если маленькая птица вставала, значит быстро идет на поправку.

– Натсуми? Ты как? – перестав стягивать с себя мокрую одежду, прислушался. Ответа не было. Кинув куртку на плоскую часть печи, чтобы подсохла, быстрее стянул тяжелые сапоги и меховые штаны. Вся одежда весила едва ли не в три раза больше, чем обычно, напитавшись влагой. Еще немного и в доме будет неприятно пахнуть сырыми мехами, но что тут поделать. Натянув тонкие тканые штаны, из сменной одежды, босыми ногами шагнул по холодному полу к кровати. Внутри было совсем темно, только светлое лицо едва выделялось на фоне алых волос. Протянув ладонь, легко коснулся лба спящей. Девушка встрепенулась, откатившись в строну. В темноте полыхнули красные искры. Ее глаза слабо светились.

Убрав руку, отступил на шаг.

– Это всего лишь я, Хакон. Ты не отозвалась. Я боялся, что у тебя жар.

– Зря. Могу и руку оторвать, – голос хриплый, надорванный. Ей явно не понравилась ситуация. И собственная реакция и то, что пропустила мое прикосновение.