Девять дней, которые потрясли мир

Но самое неприятное в этой записи — это характеристики людей, встретивших их, по его же словам, хорошо, давших ночлег, певших с ними песни, отдающих единственную лошадь, чтобы облегчить им завтра путь. А он видит только, что работают они плохо, нет организации труда. Это как выяснилось за полдня, проведенные в поселке? Какие-то напыщенные фразы про забастовку (в 1959 году?!), про то, что нет грамотного руководства (опять же — как он это определил?!) и очередное комичное высказывание о необходимости повышать культуру хорового пения.

«…специалист и пошутил, и поострил, и клятвенно заверил, что времени пение берет самую малость, а пользы от этого пения, между прочим, целый вагон» — как утверждал Коровьев в бессмертном романе «Мастер и Маргарита». Самое интересное, что сам Юдин не видит в своих утверждениях ничего смешного. Даже в пафосном заявлении «городского жителя» деревни Таборы, мол, таких умных не всегда и в городе встретишь.

А уж его высокомерное отношение к дедушке Славе! Кто это такой, кстати, и какова его роль в повествовании?

Станислав Валюкевичус, 1903 г. р. Понятно, что 55-летний возчик казался двадцатилетним студентам дедушкой! Хотя годился им в лучшем случае в отцы. В 1947 г. Валюкевичус был осужден, как указано в Уголовном деле, по ст. 107 УК Литовской ССР на 10 лет лагерей. И вот еще одна странность в этой истории: не было в 1947 году никакого уголовного кодекса Литвы. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 ноября 1940 г. на территории Литовской ССР, Латвийской ССР и Эстонской ССР временно действовал УК РСФСР. И действовал до 1961 г., до введения уголовных кодексов этих республик. Так что капитан Чудинов из Полуночного отделения милиции, оформляя показания возчика Валюкевичуса, проявил то ли незнание законодательства, то ли совершил очередную описку, которых в этой истории уже не счесть.

Статья 107 УК РСФСР: «Наказание за скупку и перепродажу частными лицами в целях наживы (спекуляция) продуктов сельского хозяйства и предметов массового потребления в виде лишения свободы на срок не ниже пяти лет с полной или частичной конфискацией имущества».

Короче, был «дедушка Слава» обычным литовским хуторянином, который попал под раздачу, судя по формулировке, за то, что продавал на рынке то ли собственноручно выращенную продукцию сельского хозяйства, то ли был обыкновенным «коммивояжером», ездящим по хуторам и закупающим продукты. Но продажу хоть овощей с собственного огорода, хоть сметаны-молока-сливок с фермы, советские власти вполне могли расценить как спекуляцию. И расценили. Ибо все должно быть централизовано и никакой частной собственности. А «купил-продал» — спекуляция.

Естественно, любители теорий заговора моментально объявили хуторянина «лесным братом» и с подозрением смотрели в сторону возчика: а не был ли он причастен к гибели туристов, но как раз тут все довольно прозрачно. «Забавный дед», как несколько свысока определил его студент УПИ Юрий Юдин, довольно логично тут же отметив, что после 1953 года стали выпускать тех, кого раньше хватали как попало. Правда, потом подумал и абзац про 1953 г. перечеркнул. Тоже показательно. Испугался даже в 1959 году, даже в дневнике?

В общем, приехал Юдин на 41 участок в скверном состоянии духа и, как потом выяснилось, с воспалением седалищного нерва. Однако об этом в дневнике он не упоминает. Про газету с лотереей пишет, а про то что из-за боли практически не может идти в поход — нет. Не странно? Вообще-то по логике именно он должен был у себя отметить этот прискорбный факт.

Все дятловцы пишут про яркую личность Николая Огнева, рабочего 41 участка. Сильное впечатление, как мы видим, он произвел на девушек, особенно на Люду Дубинину. Огнев сподвиг ее на мысли о том, что взрослые ребята гораздо интереснее сверстников, а те, кто работают — взрослее и умнее студентов. Тоже забавно, если учесть, что разница у них всего 2–3 года, но в том возрасте это существенно. Да вот странно опять: ребята на два-три года старше кажутся умнее и интереснее, а поживший мужчина Золотарев, старше ее чуть не вдвое — нет. Про него больше ни слова. Золотарев становится невидимкой. В отличие от Огнева, о котором пишут много и охотно.

Николай Огнев, 1931 г. р., геолог и романтик — совершенно неожиданно тоже оказывается весьма странной личностью. Вот, что о нем пишет геолог Александр Виноградов: