После восьмилетки поступил в Свердловский горно-металлургический техникум, который закончил в 1953 году по специальности «Металлургия тяжёлых цветных металлов». Был распределен старшим лаборантом в «почтовый ящик» № 3394, который находился в Москве. Затем п/я 3394 был реорганизован во ВНИИ неорганических материалов, а сегодня, как утверждает Википедия, это «один из ведущих научно-исследовательских институтов и головная организация Росатома по проблемам материаловедения и технологий ядерного топливного цикла для всех видов реакторов».
Все, что связано с атомной проблематикой, естественно, вызывает особое отношение и понимающее подмигивание: вот оно! Занимался ядерным топливом! Ну-ну. Наверняка, бомбу делал! Значит, точно был агентом КГБ (речь об этом впереди). Вообще-то «к 1952 году НИИ-9 практически уже сложился как отраслевой технологический и материаловедческий центр. В это время руководство атомной промышленности приняло решение о создании ядерных реакторов на быстрых нейтронах и институту… поручили разработку ТВЭЛов (тепловыделяющих элементов) для таких реакторов, суливших большие экономические выгоды. В эти же годы в НИИ-9 шла разработка ТВЭЛов для первой в мире атомной электростанции на тепловых нейтронах, которую строили на базе Физико-энергетического института в Обнинске».
Но атомные электростанции не так интересны, как разработка ядерного оружия. Поэтому выпускника горно-металлургического техникума 19 лет от роду дятловеды моментально записали в секретные агенты.
Во время работы в Москве Колеватов поступил во Всесоюзный заочный политехнический институт, проучился в нём один курс и вернулся в Свердловск, где был принят сразу на второй курс физтеха УПИ. И этот факт тоже вызывает бурю эмоций современных исследователей трагедии, для которых Москва — влажная мечта любого россиянина, по мнению которого, все только спят и видят, как бы попасть в эту самую Москву и там обосноваться. Как может нормальный здравомыслящий человек по собственной воле покинуть столицу нашей родины ради столицы всего лишь Среднего Урала?! А ведь в 50-е годы этой повальной истерии «В Москву! В Москву!» вовсе не было. Моя мама, например, все детство и юность прожила в Москве, окончив там институт и аспирантуру, поехала по распределению в Свердловск. И там и осталась, хотя в Москве жили ее мама и брат, друзья, коллеги, преподаватели — и при желании никаких проблем вернуться не было. Но она предпочла интересную работу, семью и друзей в Свердловске. Странно, да? Вообще-то нисколько. Так что, на мой взгляд, ничего удивительного в возвращении Колеватова не было.
Пробиться в столице молодому человеку без связей, без сердечной привязанности было и тогда очень трудно. В Москве у него комната в коммуналке, тетка, с которой то ли общался, то ли нет, а в Свердловске — семья, престижный вуз, где зачли уже год учебы, и, конечно, отличная туристская братия. Поэтому трудно искать какие-то подводные течения в решении парня, отработавшего по распределению там, куда послали, вернуться туда, где привычно и интересно.
Елена Колеватова (племянница А. Колеватова):
Тот факт, что Саша вернулся для продолжения образования, ни у кого в семье вопросов не вызывал. Отработал положенное по распределению и снова поступил учиться — это было совершенно нормально. Ни про какое облучение в то время речи не шло. Что сменил специализацию — тоже не особенно удивительно…
Подмосковье все-таки не могло обеспечить таких феерических впечатлений как Урал… Ну и не последнюю роль сыграла возможность снова жить с родными, которых он очень любил.
Да, иногда все объясняется очень просто. Но соблазнительная сложность конспирологии всегда притягательней скучной простоты правды.
В активе Колеватова перед выходом с группой Дятлова было уже 5 походов: три I категории, один II и один III. Два похода прошел руководителем, один — правда, поход выходного дня — под руководством Дятлова, буквально за месяц с небольшим до трагедии, на Новый год.
Но вообще-то с турклубом отношения у Колеватова не заладились.
Ю. Блинов: