Девять дней, которые потрясли мир

Архипов пытается приукрасить ситуацию, фантазируя о гипотетическом разговоре Дятлова с Людой, но, судя по всему, ничего подобного не произошло, ибо в группе продолжается разлад и брожение. Дежурные — Тибо и Колеватов — наказаны повторным дежурством за невыполнение обязанностей. Еще одни «опытные туристы»… Наказание не помогает: «Колю не заставили дежурить». Не заставили! Нет более четкого критерия, позволяющего понять, что группа Дятлова развалилась и развалилась окончательно. Дежурить в походе нельзя заставить или не заставить. Порядок или есть, или его нет. Дежурство — не наказание, а обязанность, но Тибо и Колеватов не воспринимают это как возможность оправдаться за плохую работу, и начинается «бунт на корабле». Игорь Дятлов больше не контролирует ситуацию, это ясно.

При этом, все прошло благополучно, и место, выбранное для ночлега — «прелестно». Черт с ней, с Дубининой этой. Вот Коля Тибо — молодец, переоделся и сел писать дневник. Это тот дневник, который «похабно писать через два дня»? В общем, вместо того, чтобы попытаться понять: что происходит с психологическим состоянием группы, руководитель занимается сухостоем и местом для костра. Тоже важно, кто бы спорил. Но этим мог бы заниматься кто угодно. А руководителю необходимо сейчас крепко задуматься о происходящем. Впереди — самое главное, впереди — цель, взятие горы Отортен. Идти туда группой, в которой царит разброд и при этом делать вид, что все «прелестно» — неправильно. И как выясняется — губительно. А в общем дневнике записано беспечное «погрелись у костра и пошли спать». И ни слова о конфликте. Прелестно, настроение хорошее, съели мандаринку, а Люда — да бог с ней, с Людой. И дальше вообще благостное «сегодня была удивительно хорошая ночевка».

Нет, ребята, «прогнило что-то в датском королевстве». На себя-то посмотрите: «собираться никому неохота», «в 9:30 — пассивный подъем». Пассивный подъем — это когда туристы не вылетают из палатки собираться в путь, пусть дежурные корячатся, они наказаны. Долго спорят, кому зашивать палатку: когда есть дисциплина, не спорят, а берут и делают. Так что раздражена не Люда Дубинина, раздражены все. И никакие наивные записи про «страну таинственных знаков» не могут скрыть состояние развала. И если это еще допустимо для «похода выходного дня» — как бы и бог с ним, перецапались, не смертельно — то для высшей категории трудности это должно быть исключено. А исследователи рассуждают о «самой опытной группе» и о том, как хорошо подобрал в нее ребят Гося Дятлов.

Ну и забавно сочетание «настроение у всех хорошее» с «он ругается все время» (думается, про Дорошенко). Если «сожгли его фуфайку», то ругань вполне оправдана, хотя фуфайку она не вернет, конечно. Обратили внимание? «Юрка», «Юркины варежки», «пилили с Юркой дрова» — при этом Юдин — «Юра», а не интимное «Юрка». Так что даже «ругается» воспринимается, как милый штрих к близящемуся примирению. Типа, сожгли мы милому фуфайку, а он ругается, глупышка, такой сердитый!

А без запасной фуфайки (то есть, без запасного ватника, которые туристы тоже с собой тащили), чья бы она ни была, зимой не сахар. Проглядели дежурные (Николая Тибо-Бриньоля «не заставили дежурить» — так вместо него заставили самых безответных, что ли?!), сожгли необходимую вещь. Да еще и позируют в ней! Можно умиляться этому, но у меня никак не получается.

В общем, плохо в группе. И если учесть близкую трагедию — то очень плохо. Помните, мы говорили о неудачном подборе членов команды? Вот оно когда стало отыгрываться. А конец, как ни печально, наступит вот-вот. Последние записи в дневниках…

ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ. 31 ЯНВАРЯ 1959 ГОДА