Она была одновременно сбита с толку и чувствовала облегчение от того, что он так явно заинтересовался ее замешательством. Ту Вэй разглядывал ее с ледяной улыбкой.
— Это дело прошлое, которое не значит для тебя ничего. Наша борьба в настоящем. Лин-Лин, сними с нее одежду и найди их.
— Найти — что?
— Я недавно узнал, вероятно, твой отец уменьшил в размерах документы — те, которые мне нужны, Он затолкал их на оптическую дискету. Мне говорили, что она очень маленькая. Ты могла без труда спрятать это в своем теле.
Ноги Викки задрожали, и она не могла остановить эту дрожь. Он сверлил ее своими глазами. Тихая комната, казалось, стала еще мертвенно тише. Где-то сзади тикали часы. Лин-Лин сжала сильную ладонь на ее руке, пальцы давили на кожу. Уолли Херст переминался с ноги на ногу и прочистил горло покашливанием.
Ту Вэй Вонг выстрелил черными глазами в китайского компрадора. Уолли застыл, и Викки поняла, что здесь она не найдет помощи. Китайский компрадор был рабом своей юной жены, которая была — слишком очевидно — рабой Ту Вэя.
— У меня есть доказательства.
— Отдай их мне.
— Я скажу, где они, если вы скажете, почему назвали моего отца вором.
При виде ее явного отступления все чувства исчезли из глаз Ту Вэя, и он смотрел на молодого тайпана Макинтошей-Фаркаров так, словно она вообще не существовала. Ее предложение торговаться вызвало у него презрение.
— Лучше я полюбуюсь, как Лин-Лин отыщет их.
— Они не на мне.
— Ты должна была взять их с собой, чтобы отдать Тану.
— И, используя вашу мерзкую фразу, не «во мне».
— Ах… Британская гранд-дама ловит меня на слове. Туземцы докучали вам, дочь тайпана? «Китайский мужчина» был дерзким и наглым? Вы велите его высечь или украдете еще больше его земель?
Она достала его, поняла Викки, как нельзя достать сильнее человека, названного сэром Джоном Вонг Ли самой английской королевой.
— Я сказала «мерзкую» и имела в виду мерзкую.
Лин-Лин сжала, как клещами, руку Викки, и ей стало больно.
— На кушетку, дочь тайпана!
Лин-Лин потащила Викки, но Ту Вэй щелкнул пальцами, и Лин-Лин разжала пальцы. Ее раскрашенное лицо внезапно окостенело от ужаса: хозяин обратил свои тлеющие глаза на Викки.
Викки заговорила первой:
— Вы стыдитесь своей расы.
— Стыжусь? Стыжусь моей расы? Да как ты смеешь?
Викки наклонила голову и промолчала.
— Мне стыдно за поведение Великобритании, — допустила она. — Но я — не Великобритания. Я — Виктория Макинтош. Вы лучше других знаете, что Макинтоши-Фаркары рискуют всем, чтобы не бросить Гонконг. И мы не единственные иностранцы, остающиеся на нашей земле.
— Украденной нашей земле — так будет правильней. Вы ограбили Китай, навязали нам свои порядки.
Казалось, Ту Вэй почернел от ярости, когда он стал рассуждать противным голосом о гуйло, воровавших шедевры китайского искусства. Его голос становился все глубже, все звучнее, а черты лица сложились в выражение, которое напоминало Викки не что иное, как самодовольного каэнэровского чинушу, требовавшего раболепного земного поклона, причитавшегося ему по должности. Этот бич китайской бюрократии казался странным образом очень уместным в гангстере.
— Вы разгромлены, — заключил Ту Вэй. — Вы подавлены, вы уничтожены.
— Помогая сотню лет таким людям, как вы, Вонг Ли.
Она отдала бы год своей жизни за еще один взгляд на часы.
— Ты осмеливаешься проклинать меня за британский колониализм?
— Такие, как вы, делали грязную работу.
— Ты не знаешь, дочь тайпана, что творилось в Китае.
— Зато я знаю, кто это делал. Коррумпированные чиновники и китайские гангстеры.
— И англичане не могли ничего с этим поделать?
— Мы проводили реформы, — парировала Викки. Вы — нет. Мы запретили опиум. Мы запретили рабство. Мы очистили ваши воды. Мы покончили с вашими пиратами, мы строили ваши железные дороги, создавали ваши пароходные компании. Мы дали вам возможность торговать, добывать пищу в голодные годы, попытаться стать современным обществом мирным путем. Но всегда были китайцы — такие, как вы, которые шли окольным путем, ставили палки в колеса и находили способ топить своих же собратьев.
— И будучи англичанами, — сказал Ту Вэй с густым сарказмом, — вы были уверены, что правы.
Викки наконец украдкой взглянула на часы, уверенная, что он не даст ей больше тянуть время.
— В тысяча восемьсот восьмидесятом мой прапрадед решил торговать механическими жатками. Он погрузил одну на небольшое суденышко и повез вверх по Жемчужной реке, чтобы попытаться продать. Вы знаете, что ему сказали чиновники в провинции Гуандун?
— Они велели отвезти эту чертову штуковину восвояси.
— Вы знаете почему?
— Могу догадаться, — улыбнулся Ту Вэй. — Эта штука экономила труд. И чиновники должны были задать вопрос — и совершенно правильный, — что крестьяне будут делать со свободным временем, которое у них появится после того, как не нужно будет жать руками.