Девять граммов пластита

– Лиз, – он называл ее на английский манер «Лиз» очень редко, чаще в шутку, а иногда в минуты особой откровенности и близости. Первый раз он пробормотал «Лиз», когда поцеловал ее на Пикадилли. А еще в Новый год, в Будапеште. Ранним утром, когда они вернулись с прогулки в гостиницу, Сергей подвел ее к окну, они долго смотрели на сонный, замерший после праздника город, на зеленоватые крыши домов, на притулившиеся возле тротуаров чистенькие автомобили, на обрывки серпантинных лент. «Мы будем очень счастливы, Лиз», – сказал тогда Сергей. Сколько их было, волшебных минут, за те семь месяцев, что они знакомы? – Лиз, – повторил Сергей; он хотел разбудить ее память, хотел воскресить счастливые миражи, – я знаю, ты имеешь право меня выгнать, ты права на сто процентов, я не имел права быть нечестным. Но я не врал! Я просто утаивал часть правды. Эта… эта бомба в твоей машине, она ведь из-за меня. И я виноват, что не уберег, что не подумал заранее… Мужчина должен уметь предвидеть, а я… – Сергей говорил так взволнованно, что Лизавета забыла о выбранной ею маске холодной учтивости. – Знаешь, мне однажды в жизни не повезло, попалась не та женщина, чужая, понимаешь? И я долго не мог избавиться от ощущения, что мне никогда не найти свою половинку. А потом я нашел. Конечно, я должен был тебя оградить.

– От чего?

Сергей пропустил вопрос мимо ушей.

– Ты оказалась такой чудесной: умной, красивой, сдержанной и чуткой одновременно. Еще когда стреляли там, в ресторане, я подумал – вот это женщина! Ты ведь даже не пикнула. Просто встала. А когда выяснилось, что ты еще и русская…

– Есть женщины в русских селеньях… – Некрасов помог Лизавете справиться с волной нежности и любви.

– И чувство юмора у тебя есть. Я не могу тебя потерять. Понимаешь?

Лизавета, как всякая женщина, любила комплименты. Особенно когда эти комплименты были посвящены не крутым линиям бедра или круглым коленкам и когда они слетали с уст человека, не считавшего, что умная женщина – это ошибка природы, патология, возникшая потому, что Бог, расписывая хромосомный баланс, неразборчиво написал букву Y. Вообще говоря, комплименты про глаза и талию ей тоже нравились, но их приходилось выслушивать гораздо чаще. Лизавета уже было развесила уши, которыми любят женщины, но вовремя вспомнила, что именно этот человек, загружающий ее красивыми словами, забыл о ней, когда у него появились свои, мужские проблемы. И потому ответила сурово:

– Нет, не понимаю. Ты, кажется, допил кофе?

– Нет, не допил. – Сергей демонстративно поднес к губам чашку. – Я попробую еще раз объяснить. Есть вещи, которые тебе лучше не знать…

– Не такая уж я непонятливая. Я все прекрасно поняла. У тебя есть много вещей. Есть твой драгоценный «Остин», есть квартирка в центре Лондона, есть я, а еще есть вещи, о которых мне лучше не знать. Но эти вещи делают из тебя подонка, урода. Только уродство прячут с таким рвением.

– Неправда!

– Правда, милый, правда… Я не знаю, чем ты зарабатываешь на жизнь, но это что-то связано с людьми, которые вместо привета посылают отрезанное ухо или девять граммов пластита. И ты один из них!

– А ты? Ты вся из себя честная и чистая! Воплощение безупречности. Ходишь в белых одеждах, говоришь только то, что думаешь, никогда не кривишь душой. И при этом называешь министрами очевидных уголовников, берешь интервью у депутатов с криминальным прошлым и веришь, когда милиционеры, ловко обирающие всех задержанных, жалуются на крошечную зарплату!

У Сергея была хорошая память. В свое время Лизавета действительно рассказывала ему обо всем этом. В коллекции персонажей, у которых она брала интервью, был и явный уголовник с депутатскими корочками. Тот шевелил толстыми пальцами с не до конца вытравленной наколкой и все повторял: «Ну, мы во власти должны, чисто, людям помочь».

– Да, я не волшебница. А может быть, даже презренная конформистка. Но я, по крайней мере, друзей не подставляю.

– Разве я тебя подставил?! – Сергей осекся. Голос его упал. – Да, подставил. Я не знал, что люди в России такие дурные. Но я же все и уладил. Объяснил кому следует, что я и ты нужны им живыми и здоровыми. Твой компьютер, слава Богу, никто не трогал, так что… Словом, теперь нас будут беречь весьма влиятельные люди. Малыш, моя милая Лиз, теперь все будет в порядке, вот увидишь! – Сергей очень осторожно сжал ее руку, лежавшую на столе.

Лизавета вдруг почувствовала, что она безмерно устала – спорить, возражать, устала от загадок.

– А компьютер-то тут при чем?

– Слушай, ты можешь мне просто поверить? Даю тебе честное благородное слово – больше никаких взрывов. Я вчера обо всем договорился.

– Именно поэтому меня несколько часов назад чуть не сбила машина?

– Несколько часов назад? Это невозможно… Тебе показалось!

– Ага. Показалось. Мне и еще трем свидетелям. У нас коллективное помешательство, мания преследования. Все будем сидеть в одном бедламе. Но до того, как меня отправят в сумасшедший дом, я хочу выспаться.

– Подожди. Когда это было?