Девять граммов пластита

– Просто хочу напомнить, что завтра мы едем на диализ. Я подтвердил все договоренности. Но если у тебя другие планы, могу отправиться и один…

– Не мели ерунды, – разозлилась Лизавета. – Я тебя на этих фронтовых съемках не брошу.

– Почему – фронтовых? – Савва говорил уже не таким деревянным голосом.

Лизавета коротко пересказала беседу в кабинете Борюсика.

– В общем, нас в триста сорок первый раз предупредили: ехидные медицинские репортажи не снимать. Но запретили только страхование. Слово «диализ» никто не произносил.

– А раз прямого запрета нет, – многозначительно произнес Савва, – значит, будет и триста сорок второе ярославское предупреждение. Кстати, тебя разыскивает милиция. – Последнюю фразу он бросил «между прочим» и ждал дополнительных вопросов.

У Лизаветы оборвалось сердце. Значит, случилось что-то серьезное и ее визит в «Асторию» не остался незамеченным. Хотя в таком случае они нашли бы ее и дома. Для доблестной милиции зоринский телефон, изъятый из общегородской справки, никакой не секрет.

– Да что ты! – Она старалась говорить небрежно. – И фотографии в фас и в профиль всюду развесили? Я последнее время из дома не выходила…

– И фотографии, и служебные собаки. Еще бы – такое шумное дело! Цианистый калий в булочной! Телезвезда как главный свидетель!

– А-а-а, «Тутти-Фрутти»…

– Они сегодня целый день Ирочку Рыбкину трепали. Кто звонил, как звонил… – Савва откровенно веселился.

Ирочка, работница информационной службы, медлительная, погруженная в мечты о муже, микроволновой печке и отдыхе на Майорке, давно стала редакционным мифом. Она путала улицы, номера домов, названия партий и театров. Записывала сообщения о пресс-конференциях и митингах, переспрашивая каждое слово, потому что два слова подряд Ирочка Рыбкина запомнить не могла и не умела. Все имеющиеся в ее распоряжении извилины были заняты грезами. Бригады, выезжавшие на съемки по информациям Рыбкиной, всегда готовились ко всевозможным сюрпризам. Вместо золотой свадьбы в семье потомственных академиков бригада вполне могла попасть на символические похороны троллейбуса в Купчино. А пресс-конференция блока «Яблока» спокойно превращалась в юбилей кулинарного техникума, на котором студенты пекли пирожки с яблочной начинкой. За путаницу и неразбериху Рыбкину проклинали, ругали, лишали премий, но сделать ничего не могли. Ее прозвали «Та, что грезит» и смирились. В конце концов, иногда Ирочка кое-что записывала правильно.

– Они ее спрашивают: вы сможете узнать голос? А она: какой голос? Они: во сколько точно был звонок? Она: я же записала… Короче, два опера бились с ней целый день. Потом переписали эту грандиозную запись в журнале и ушли, обозвав Ирку «трудным свидетелем». Она почему-то обиделась и твоего телефона им не дала. Сказала, что всяким не положено и вообще, мол, ты в командировке в Хакассии и будешь только через неделю. Но они тебя все равно найдут.

– А почему в Хакассии? – удивилась Лизавета.

– Об этом даже Ирочка не знает. Ладно, до завтра. Напоминаю, выезд в одиннадцать. Тебя будить по пейджеру?

Савва любил разыгрывать из себя педанта и ругать Лизавету за опоздания. Хотя сам опаздывал ничуть не реже, чем она.

Лизавета положила трубку и огляделась. Кругом чашки из-под кофе и переполненные пепельницы. Она вышла на кухню. Масон стоял на столе и интеллигентно лакал из чашки. Боже, она забыла налить ему воды! Корм есть, а блюдечко пустое. Несчастное, измученное жаждой животное даже кофе готово лакать. Лизавета плеснула коту блюдце воды. Масон благодарно мурлыкнул.

Все. Пора выходить из анабиоза и заниматься делами. А Сергей сам ее найдет. Разыскал же он незнакомку в огромном Лондоне, не зная ни имени, ни адреса. И сейчас найдет, если все в порядке. Если же с ним что-то стряслось, то Лизавета ему не поможет, пока не узнает, что именно случилось. А узнать она сумеет, только прекратив бессмысленные бдения рядом с телефоном и компьютером.

НА КОНЧИКЕ ЖИЗНИ

– Знаете, это жуткое состояние – ощущать, что твоя жизнь зависит вот от этого аппарата. – Женщина, лежавшая на больничной койке под капельницей, горько улыбнулась. – И еще постоянно помнить – стоит какому-нибудь чиновнику не перевести деньги, и все. Конец.

– Спасибо. – Лизавета стала сворачивать микрофон.

Они с Саввой и Ромуальдом Борисовичем работали в Федоровской больнице уже два часа. Раньше больница носила имя первого наркома здравоохранения, однако новые времена вернули старые названия. Изменилось и многое другое.