Девять граммов пластита

– Отделается общими словами, а потом нам перекроют кислород. Миллион раз так было. Привлекут того же Ярослава, который популярно объяснит тебе, почему эту бесспорно важную и актуальную тему не стоит трогать именно сейчас.

Савва знал, о чем говорил. Чиновники, околочиновничьи бизнесмены, бандиты, прикидывающиеся простыми предпринимателями, и прочие герои разоблачительных репортажей давно освоили правила игры. Они охотно общались с журналистами, устраивали брифинги и пресс-конференции и на самые прямые вопросы давали самые расплывчатые ответы. «Почему ваша подпись стоит на циркуляре о предоставлении беспроцентной ссуды в сто миллионов долларов господину такому-то, который, по данным МВД и Интерпола, возглавляет Южное преступное сообщество?» – «Основная задача реформ – содействовать развитию честного бизнеса в России». – «Каким образом кокаин попал в банки с тушенкой, закупленные вашей фирмой для поставки домам престарелых? Какое отношение имеют ваши торговые операции к крупнейшему в истории России грузу кокаина?» – «Наши правоохранительные органы еще в тридцатые годы были способны на любые провокации!»

Стиль «в огороде бузина, а в Киеве дядька» процветал. И участники пресс-конференций крайне обижались, если журналисты вдруг начинали сомневаться в том, что кредиты, данные бандитам, имеют отношение к реформам, а милиция потратила сотню миллионов баксов на покупку кокаина, лишь бы запятнать честное имя невиновного.

– Просто трясти перед камерой бумажками тоже не дело. Давай попробуем поговорить с этой твоей «источницей». Может, она подскажет, кто ответит на наши заинтересованные вопросы охотно и без проблем. Я думаю, в этой своре есть обиженные, обделенные, обойденные. Если их найти, они много интересного расскажут.

Савва, не сумевший предложить ничего более разумного, поупирался еще немного и пошел звонить своему источнику по «вертушке». Он предпочитал «вертушку», считая ее более безопасным средством связи. Насчет безопасности – неизвестно, а вот более надежным оно было точно: и дозвониться проще, и слышимость лучше. Единственный недостаток – смольнинский аппарат общередакционного пользования стоял в информационном центре, где всегда толклись люди. А у людей есть уши.

Лизавета осталась допивать кофе и читать документы. Они и в самом деле были убойными. В консервативной Британии такой материал повлек бы за собой серию скандальных отставок.

Зорина вздохнула. Шуму с помощью этой папочки наделать можно, а отставки последуют, только «если это кому-нибудь нужно». Пока она читала и размышляла, вернулся Савва.

– Все, подруга, я сделал, как ты велела. Изнасиловал тетеньку и добился встречи. В семь в Пассаже.

Лизавета посмотрела на часы над дверью. Когда строили студию, стенные часы вмонтировали в каждой комнате. Прямые эфиры – это прежде всего дисциплина и точное время. Где-то в недрах каменного здания тикала единая машина времени. Впрочем, с некоторых пор тикала не для всех. В кабинете Саввы часы работали: половина шестого. У Лизаветы на циферблате была вечная полночь или полдень. Это кому как нравится.

– Я на колесах, время есть. Туда ехать максимум полчаса.

– Как сказать… – Савва с чисто мужским презрением относился к водительскому мастерству Лизаветы. На пассажирское место он садился со страшными стонами и постоянно твердил, что Зорина делает все не так, что у нее постоянно что-нибудь ломается и что если она не хочет пользоваться общественным транспортом, то ей следовало бы купить осла – животное неприхотливое и безопасное, в отличие от ее старичка «Фольксвагена». Это при том, что у самого Саввы была вечно стоящая на приколе «копейка».

Лизавета считала машину не старичком, а старушкой. Причем хорошо сохранившейся старушкой. Пятнадцать лет – возраст, несомненно, солидный, но машинка старательно молодилась, после мытья блестела темно-красными боками, кокетливо подмигивала фарами и лампочками приборной панели. А то, что ездила не всегда, так женщина, пусть и пожилая, имеет право на каприз.