Девять карет ожидают тебя

Он смотрел на меня сверху вниз. Очень крупный молодой человек в шортах цвета хаки и ветровке, без головного убора на копне густых светлых волос. Голубые глаза и смуглое лицо. На загорелых руках и ногах под лучами солнца сверкали волосы, бледные, как ячмень в сентябре. Он залез во внутренний карман и достал старый потрепанный конверт.

— Вы не могли бы мне помочь, как вы думаете? У меня тут целый список нужных вещей, и я гадал, каким бы способом мне их купить. Мой французский не существует, а у вас такой отличный…

Я сказала твердо:

— Может, он так для вас звучит, но он ничто для месье Гаруэна.

Я отправила аптекарю сияющую улыбку, на которую он не отреагировал, и опять повернулась к англичанину, который продолжал говорить.

— Во всяком случае он дает очевидные результаты, — и он указал на мои свертки.

— Не поверите, как мне ради этого приходится биться. Но, конечно, помогу, если смогу. Покажите список.

Англичанин с облегчением от него отделался.

— Ужасно хорошо с вашей стороны разрешать мне себя беспокоить. Обычно приходится бить себя в грудь, как Тарзан, и показывать пальцем.

— Отчаянный вы человек, отдыхать здесь, не зная ни слова на французском.

— Я здесь работаю.

— Наемный убийца?

— Простите?

— Список наводит на размышления. Бинты — три, полтора и один дюйм, пластырь, эластичный бинт, мазь от ожогов, борная кислота… Вы забыли зонд.

— Зонд?

— Доставать пули.

Он засмеялся:

— Я всего-навсего лесник. У меня избушка на высоте четырех тысяч метров и я подумал, что нужна аптечка первой помощи.

— Намерены вести такую опасную жизнь?

— А кто знает? К тому же я — убежденный ипохондрик. Не могу быть счастливым, пока не окружу себя термометрами, пилюлями и таблетками.

Я посмотрела на шесть с лишним футов мощных костей и мускулов.

— Да. Сразу видно, что вам нужно беречь себя. Вы действительно хотите, чтобы я все это попыталась перевести?

— Пожалуйста, будьте так добры, хотя единственное, что мне, скорее всего понадобится, это последний пункт, в крайнем случае я могу попросить это сам.

— Коньяк? Да, действительно.

Я повернулась к аптекарю и приступила к изматывающей процедуре: простыми словами и жестами я описывала предметы, названия которых я знала не хуже его. Месье Гаруэн обслуживал меня с редкостным терпением, иногда прямо переходящим в озлобление. Я дважды использовала улыбку, как amende honorable,[16] и поклялась себе не делать этого снова, поэтому мы перешли к формальной вежливости, которая довела нас до предпоследнего предмета в списке. Вот мы и закончили. Англичанин, отягощенный достаточным количеством таблеток и пилюль, чтобы удовлетворить самый тяжелый случай malade imaginaire[17], встал в дверях и пропустил меня вперед на солнечный свет. Когда я собрала собственные свертки и собралась уйти, раздался голос фармацевта, сухой, как шорох мертвых листьев.

— Вы забыли капли мадам де Валми.

Он протягивал сверток через прилавок.

Когда я вышла на улицу, молодой человек спросил с любопытством:

— Что его гложет? Он грубил? Простите, но вы такая… розовая.

— Да? Сама виновата. Нет, не грубил. Я глупая и получила по заслугам.

— Уверен, что не так. И благодарю вас самым диким образом за помощь. Я бы никогда не справился сам. — Он улыбнулся. — А еще мне надо купить коньяк. Может, поможете?

— Вы вроде сказали, что можете попросить его сами.

— Я… Надеялся, что вы пойдете со мной и разрешите чем-нибудь вас угостить, чтобы отблагодарить за все хлопоты.

— Вы очень милы, но нет необходимости…

Он взглянул умоляюще через охапку свертков.

— Пожалуйста. Кроме всего прочего, здорово было бы поговорить по-английски.

Я неожиданно представила, как он сидит в своем домике на горе, окруженный таблетками, пилюлями и термометрами, и ответила:

— С удовольствием.

Он засветился.

— Сюда? Все равно нет выбора, это, кроме «Смелого Петуха» — единственное место на мили.

Бистро раскинуло веселый тент рядом с аптекой. Внутри было темно и не особо привлекательно, но на улице стояли три металлических столика с ярко красными стульями и два маленьких стриженых дерева в голубых кадках. Мы сели на солнце.

— Что будете пить?

— Как вы думаете, они подают кофе?

— Наверняка.

Он оказался прав, кофе принесли в больших желтых чашках с тремя упакованными прямоугольниками сахара на каждом блюдце. Теперь, когда мы оказались в кафе в более менее формальной обстановке, мой компаньон восстановил весьма английскую застенчивость. Он сказал, интенсивно взбалтывая кофе:

— Мое имя Блейк. Вильям Блейк[18].

И посмотрел на меня со следами вызова.

— Совсем не плохое имя. Я всего лишь Белинда Мартин, можно просто Линда.

Он улыбнулся:

— Спасибо.

— За что? Что не заставила называть меня полным именем?

— О… Да, конечно, но я имел в виду, что вы не вспомнили про «Песни невинности».

— О ягненок, кем ты создан?

— Именно это. Не представляете, сколько людей не способны в себе это удержать.

Я засмеялась:

— Как трогательно! Но мне больше нравятся тигры. Нет, спасибо, не курю.

— А мне можно?

— Конечно.

Над брызгающим огнем французской спички он посмотрел вопросительно.

— А можно спросить… Что вы делаете в Субиру? Я понял, не отдыхаете?