Девять хат окнами на Глазомойку

Он не чернил своего агронома сверх меры. Он просто на фактах рассказал о положении в совхозе, как оценивал это положение сам. Не ужились в одной упряжке, тянем в разные стороны. Агроном воспарил над землей. Он же придерживается реальностей. Ну и трудности, подрыв единоначалия. Директор одно, агроном другое. В коллективе начались разногласия. Или Поликарпов недоволен нынешним местом и метит выше, или вообще задумал уйти и ведет себя соответственно. Трудно с ним. Все по-своему, без одобрения коллектива, без обсуждения с руководством. Словом, не сработались. Надо что-то делать, дальше нельзя.

Иван Исаевич слушал, прикусывая тонкие губы. Вдруг спросил:

— Как к этому относятся в райкоме?

— Фадеичев в курсе. Но сам он не хочет решать, полагает, что тресту виднее. Может быть, в порядке перевода, чтобы укрепить хозяйство?..

— Да, если такое положение, придется что-то решать. Сам Поликарпов не просился у тебя уйти?

— Нет. Он очень упрям и не в меру обидчив. Говорить с ним — пуд соли надо съесть.

— Хорошо, мы подумаем. Я поговорю со своим главным агрономом. Может быть, пригласить вас обоих в трест? Помирить? Удавалось же работать до нынешнего Дня?

— Бесполезно, Иван Исаич. Слишком далеко зашло. Я уж сам хотел было проситься из Долинского…

— Ты сколько там?

— Пятнадцатый год.

— А он?

— Шестой.

— Как ты можешь думать об уходе? Столько отдать хозяйству, чтобы… Это резать по живому. Твое положение в районе, наконец. Словом, о тебе не может быть и речи. Ну, а если мы Поликарпова действительно переведем? У тебя имеется кто-нибудь на примете? Чтобы с пользой для дела?

Похвистнев давно все обдумал. Но сделал вид, что мучительно решает вопрос, заданный только что. Свел брови, посмотрел куда-то в сторону, потом на свои пальцы и вдруг ясно и радостно вскинул ожившие глаза:

— Игумнову Евдокию Ивановну из Калининского совхоза. Как вы на это посмотрите?

— Ты ее хорошо знаешь? Я редко встречался с ней, вот только когда с планами приезжала. Ведь она плановик. Потянет?

— Она работала у меня. Кажется, году в шестьдесят шестом или седьмом. Была агрономом второго отделения. Дельная женщина, исполнительная и с головой. Член партии. Единственно, что у нее не ладилось, это с семьей. Муж там был такой… Дети есть. А в общем, неплохо справлялась. Сейчас она плановиком в Калининском, это вы правильно сказали.

Так случилось, что Похвистнев попал, как говорится, в яблочко! В тресте уже с весны подумывали о замене главного агронома в Калининском совхозе, нужно было подобрать туда более молодого специалиста. Поликарпов энергичен, умен. Он, несомненно, окажется там на месте. Понятно, почему с Похвистневым ему трудно: несовместимые характеры. В свою очередь, Игумнову можно передвинуть и повысить. Под рукой властного и жестковатого Похвистнева она, пожалуй, сумеет справиться и на более ответственном посту. Тем более если сам он просит. Кажется, все сходится как нельзя лучше.

Иван Исаевич подумал десять секунд и скороговоркой выпалил:

— Предложение твое, Василий Дмитриевич, нуждается, как ты понимаешь, в обсуждении. Вероятно, на этих днях я сумею быть в Калининском, лично поговорю с директором и, если он согласится, решим намеченное в твою пользу.

— А ваше мнение, Иван Исаич? Вы-то как?

— Мне кажется, кандидатура Игумновой удачна. Не прогадай только! Поликарпов много сильнее. Пер-спек-тив-ней!

— Упаси бог от таких сильных! — Похвистнев высказал это, уже не скрывая зла. И директор понял, что коса нашла на камень.

— Договоримся: перемещения оставим на после уборки, чтобы не нарушать рабочего режима. Это тебя устраивает?

— Что до меня, так хоть бы завтра…

— Держи свое мнение при себе. Ты куда сейчас? — Иван Исаич быстро поднялся и дал понять, что разговор окончен.

— Жду Фадеичева, домой поедем. Мы с ним в одной машине добирались.

— Ну, счастливо! Насчет новой техники тебе позвонят.

И, поплотнее прижав папку под рукой, легко, по-юношески подпрыгивая, он побежал вниз по лестнице. Потом, когда из столовой вернулся Фадеичев и когда они сели в машину, на вопрос секретаря, удалось ли Похвистневу встретиться и поговорить с Иваном Исаевичем, директор коротко сказал «да» и упомянул о комбайнах, самосвалах и минералке, услышал в ответ слово одобрения и замолчал. Говорить об Игумновой при шофере Похвистнев не хотел. Да и Фадеичева пока можно не информировать. Директор решил как можно скорей встретиться с Игумновой, получить ее согласие, а тогда уже и сказать. Что удастся уговорить Евдокию Ивановну, Похвистнев почти не сомневался.

Он знал ее неладную личную жизнь, которая часто порождает в женщине обреченность и равнодушием соглашаться идти, куда покажут, делать, что прикажут. Так проще. И легче жить…

Всю дорогу, пока машина катилась к дому, Похвистнев сидел и перебирал в памяти эпизоды почти десятилетней давности.