Девять хвостов бессмертного мастера. Том 3

– Матушка! – со страхом воскликнул Ху Фэйцинь, когда до него дошло. – Я не хочу становиться богом небесных зеркал! Я Лисий бог!

– Ты мой сын, – возразила она не без гордости, – тебе суждено было унаследовать однажды мои силы.

– Матушка! Я отдам их тебе! Они не нужны мне! – Ху Фэйцинь схватил её за руки и потрясённо уставился на оставшиеся в ладонях мозаичные кусочки.

– От тебя это не зависит, – покачала головой богиня небесных зеркал.

Вместо кистей рук у неё была пустота, трещины ползли вверх, к локтям и плечам, она буквально рассыпалась на части от малейшего прикосновения. В прощальном жесте она обхватила сына за плечи, обнимая его в последний раз. Ху Фэйцинь обнял её… И она рассыпалась в ничто.

Ху Вэй скрипнул зубами. Мало потрясений, так ещё и это! Ху Фэйцинь застыл, тупо глядя на высыпающиеся из пальцев и исчезающие осколки того, что ещё минуту назад было его матерью. Они превращались в дымок и развеивались, не оставляя ничего после себя. Ху Вэй полагал, что сейчас наступит реакция, но глаза Ху Фэйциня остались сухими.

– Фэйцинь? – позвал Ху Вэй.

Ху Фэйцинь не откликнулся. Глаза его стали пустыми, как бельма. Ху Вэй даже не знал, видит ли он собственные руки, в которых уже ничего не было. Будто снова начал превращаться в лисий фарфор. Ху Вэй клацнул зубами, схватил Ху Фэйциня за руку и, вздёрнув его с пола, как тряпичную куклу, крепко прижал к себе – так крепко, что кости захрустели. Ху Фэйцинь какое-то время не шевелился, потом вздрогнул всем телом, и Ху Вэй почувствовал, что за его спиной сомкнулись слабые руки Лисьего бога.

Ху Фэйцинь так и не заплакал и не завыл, вообще не издал ни звука.

Недопёсок весь извёлся. Он давно уже пролез обратно в павильон, под кровать, и подглядывал. Слёзы катились по его морде градом: ему было жаль «тётушку» и шисюна, который разом осиротел на двух близких людей. Он припрятал зеркальце, которое из портала превратилось в обычное зеркало, и забегал вокруг обнявшихся Ху Фэйциня и Ху Вэя, застывших в безмолвной скорби, не зная, как к ним подступиться. Наконец он обхватил Ху Фэйциня за ноги с другой стороны и принялся тихонько подвывать в знак солидарности, а больше из страха, что Ху Вэй сейчас возьмёт его за шиворот и всю лисью душу из него вытрясет за то, что вернулся, несмотря на запрет.

Ху Вэй ничего с ним не сделал. Он его даже не заметил. Всё, чего он хотел, – облегчить боль Ху Фэйциня или хотя бы разделить её с ним. И лисья иерархия к этому никакого отношения не имела.

[226] Боль утраты

Ху Вэю удалось уговорить Ху Фэйциня лечь в постель, но тот крепко уцепился за край его рукава и не отпускал. В глазах его Ху Вэй прочёл беспросветный ужас. Ху Вэй взял Недопёска за шкирку, сунул его Ху Фэйциню под бок и сказал, чётко выговаривая слова:

– Я здесь. И Недопёсок здесь. И мы никуда не денемся. Тебе придётся постараться, чтобы от нас отделаться. От Недопёска уж точно.

Ху Вэй не был уверен, что Ху Фэйцинь его понимает. Он всё ещё пребывал в шоке и Недопёска прижал к себе скорее машинально, чем осознанно, – так дети прижимают к себе игрушки, если их что-то напугало.

«Надеюсь только, не свихнулся от горя», – мрачно подумал Ху Вэй, пытаясь освободить рукав из крепко сжавшихся на нём пальцев.

Он хотел привести Ху Сюань, но Ху Фэйцинь никак не желал отпускать. Ху Вэй сдался и сел на край кровати, не спуская с Ху Фэйциня глаз.

Сам Ху Вэй плохо помнил боль утраты: когда его мать умерла, он был ещё маленький. Но он ясно помнил, хоть и был тогда во Тьме, что с ним стало, когда он услышал от Недопёска, что «шисюн умер». Тогда всё перестало иметь значение, даже собственные хвосты, и он ринулся к Небесным вратам – за трупом Ху Фэйциня, а скорее, за собственной смертью. Вероятно, Ху Фэйцинь ощущал сейчас нечто подобное, потому Ху Вэй за ним и приглядывал: ещё сделает с собой что-нибудь, с него станется!

Ху Фэйцинь пару часов не подавал признаков жизни, просто лежал, одной рукой прижимая к себе Недопёска, другой – вцепившись в рукав Ху Вэя. Он был немного не в себе, Ху Вэй рассудил верно. Бай Э пробовал с ним заговорить, но Ху Фэйцинь, казалось, и его не слышал. Лисье пламя внутри него почти погасло, сердце билось едва слышно.

– Не очнёшься, вылезу из тебя и сожру твоего лиса, – с досадой сказал Бай Э, – и второго, мелкого, тоже.

Глаза Ху Фэйциня повернулись в орбитах, закатились под веки. Бай Э поёжился. Ему показалось, что взгляд двух ледышек устремился прямо на него. Что-то сродни Небесному зрению, но не вполне.

– Фэйцинь? – с тревогой спросил Ху Вэй, которому эти закаченные глаза нисколько не понравились.

К его удивлению, глаза Ху Фэйциня снова повернулись в орбитах и уставились уже на него. Взгляд стал осмысленным.

– Я в порядке, – сказал Ху Фэйцинь, отпуская и Лиса-с-горы, и Недопёска.

– Лиса с два ты в порядке! – вспыхнул Ху Вэй и схватил его за подбородок. – В глаза мне смотри!

– Я в порядке. Ты ведь здесь. И Сяоху.

– Я здесь, – страшно волнуясь, подтвердил Недопёсок, прыгая на кровати и пачкая простыни лапами.

То, что Ху Фэйцинь не в порядке, было ясно, как лисий хвост. Но его слова…