Девять хвостов бессмертного мастера. Том 3

Заброшенная хижина стояла на берегу реки, невдалеке от того водопада, о котором упомянул шаман. Злой дух оказался всего лишь заблудшим духом, Чангэ без труда выпроводил его из этих мест и направил куда следует.

Хижина показалась ему подходящей, и он сказал:

– Сделайте здесь храм Речного бога. Тогда в реку вернётся рыба.

Но деревенские ничего не смыслили в храмах, и Чангэ пришлось остаться, как он полагал, ненадолго, в деревне, чтобы всему их научить.

Полагал – ненадолго, а вышло – навсегда.

[278] Даос из Речного храма

Чангэ жил в заброшенной хижине на берегу Синхэ вот уже несколько тысяч лет. Хижину теперь называли Речным храмом.

Чангэ не планировал оставаться в этих местах так долго, но люди поколение за поколением уговаривали его, а он не мог им отказать. Люди были слабы, нуждались в защите. Он учил их преодолевать невзгоды, но старики умирали, а новые поколения людей были ещё слабее прежних, и всё приходилось начинать заново.

Люди считали его не то полубогом, не то святым человеком. И хоть Чангэ и назывался даосом из Речного храма, но приношения люди оставляли скорее не богу реки, а самому Чангэ. Они верили, что пока даос живёт здесь, то и удача от них не отвернётся. Чангэ не замечал этого, но его присутствие благотворно влияло на эту местность.

Если он не отправлялся куда-нибудь изгонять злых духов, то медитировал в Речном храме или у водопада. Он значительно повысил свою культивацию за эти годы и для смертного был невероятно силён.

Часть накопленных сил Чангэ тратил на создание тысячелетних пилюль, полагая, что однажды они ему понадобятся. Он скрыл от всех, что ему известен рецепт. Не сделай он этого, они вряд ли ограничились бы изгнанием: кража тайных знаний каралась смертью.

Ингредиенты мира смертных были слабее небесных, так что это были не вполне небесные тысячелетние пилюли, но по меркам мира смертных они были едва ли не чудодейственными. Одну из них Чангэ измельчил и крупинками лечил людей деревни Синхэ от разных недугов.

Остальные он припрятал, и однажды они ему пригодятся, когда он отправится изгонять демона, а встретит своего племянника, Тайцзы Фэйциня. Но это будет ещё тысячу лет спустя.

За эти годы он мог бы выстроить настоящий храм, если бы принимал или требовал от людей приношения, но Чангэ по-прежнему жил в бывшей заброшенной хижине. Люди её латали, так что крыша не протекала, а стены выдерживали ветра и землетрясения.

Себе он отвёл самый дальний угол, перегородив его ширмами. Там он спал. Часть хижины, та, что с окном, была отведена под храм Речного бога: Чангэ поставил там небольшой алтарь, развесил талисманы, палочки благовоний всегда дымились в чашке, и он не забывал ставить новые, когда старые гасли. Всё остальное стихийно превратилось в его мастерскую, где он создавал снадобья и лечил больных.

Приношений от людей Чангэ не принимал, как и не брал денег за изгнание злых духов. Люди были не слишком довольны. Может, карму он себе и повышал, но не дело такому выдающемуся даочжану ходить в лохмотьях. Поэтому они едва ли не силой заставляли его брать у них одежду и сапоги, которые они специально для него покупали или изготовляли. С этим Чангэ пришлось смириться: они сказали, что если он не станет носить их одежду, то они пойдут и изорвут все свои одеяния, чтобы деревня соответствовала облику даоса, потому что им неловко ходить в приличной одежде, когда он кутается в лохмотья.

Приучить даоса к приличной еде деревенским так и не удалось: Чангэ не ел ничего, кроме риса и овощей, да и это ел неохотно, потому что к вкусу еды мира смертных так и не привык. Люди позаботились, чтобы рис у него был всегда: деревенские семьи поочерёдно оставляли миску риса в хижине и следили, чтобы даос её съедал, а не скармливал птицам или деревенской ребятне.

Люди были далеки от культивации и полагали, что если он не будет есть, то отощает и зачахнет, а нельзя допустить, чтобы их личный даос отощал и зачах! С миской риса они оставляли немного овощей или фруктов и чай. Вот чай Чангэ нравился, он пил его с удовольствием, хотя заваривали его деревенские не из чайных листьев, которые были дороги и им не по карману, а из трав и ягод.

Насколько Чангэ мог судить, Небеса его делами не интересовались. Он не чувствовал ни слежки, ни присутствия Высших сил.

Иногда к нему приходил Речной бог – поболтать, но говорили они не о происхождении Чангэ и не о том, что происходит в Небесном дворце, а о делах мира смертных.

Речного бога устраивали приношения, он гнал в реку Синхэ рыбу, и улов у деревенских рыбарей всегда был удачный. Иногда Речной бог приводил своих подручных, водных духов, чтобы Чангэ их подлечил: они любили резвиться в реке и часто ранились о камни. У Чангэ хватило ума не использовать при нём тысячелетние пилюли.

Несчастий на Синхэ он тоже, кажется, не навлекал. За все эти годы было лишь несколько наводнений и землетрясений, пару раз случалась засуха, но подобные явления нередки в мире смертных: это была сама стихия, а не небесные каверзы.