Девять лет

«В поисках личного счастья мы подчас слишком доверчиво впускаем к себе в душу плохих людей и потом горько сетуем, что они натоптали в ней грязными сапожищами. Наверное, самое тяжелое в жизни — обманываться в человеке. К этому никогда нельзя привыкнуть. Это всегда нестерпимо больно…»

Он желал ей добра, сил, радостей, но не ждал ответа.

На конверте был обратный адрес, и Вера подумала, что на такое письмо хорошо бы ответить…

Иржанов прочитал очерк на улице, у газетной витрины.

Верочка глядела на него с листа большими доверчивыми глазами.

Интересно, любит ли она его еще?.. Ведь первое чувство стойко. Кто-то из поэтов сказал: «Я виноват. Но вся моя вина покажет, как любовь твоя верна…»

Значит, все-таки родила. У него дочь. Это звучало дико. Хотя почему бы и нет? Поехать к ней?

Вера — специалист высокой квалификации. Всеми уважаемый человек. Вот пишут, квартиру получила, готовится на заочный химфак университета. Оказалась стойкой.

На поверку вышло, что она ему больше нужна, чем он ей.

Особенно сейчас…

Под родительским кровом ему далеко не сладко. Вчера слышал, как отец говорил матери в соседней комнате:

— Засиженное яйцо — болтун, занянченный сынок — шатун…

Афоризмами забавляется. Недоволен, что он часто меняет работу: был учетчиком на автобазе, пробовал работать учеником в типографии. Все не то! Он способен на большее — дайте только срок. Собственно, нужен ли ему этот пресловутый рабочий стаж? Да и вообще институт? Может быть, лучше самому развивать свои способности художника? Мало ли известных самоучек знает история?

А почему бы не возвратиться в Пятиморск? Милая, доверчивая Верочка — теплая, нежная, податливая. Ну, эта Химичка, вероятно, уже оторала полагающийся ей срок. В конце концов он может и сейчас не регистрироваться. И Анжела… Афродита, выходящая из волны…

Он стал собираться в путь.

Отец хмурился:

— Ты как перекати-поле. Неужели так и не будет у тебя прочных корней?

— Корни уже есть, — тонко улыбнувшись, непонятно ответил сын, приласкался к всхлипывающей матери и с небольшим чемоданом в руках, с плащом, небрежно переброшенным через плечо, зашагал к пристани.

Еще в дороге он решил, что адрес Веры узнает в местной редакции. Там поинтересовались: кто он?

— Родственник, — ответил Анатолий и отправился разыскивать дом на Фестивальной.

Этот городок даже за полгода, что он здесь не был, заметно вырос. Шла к вокзалу новая улица, на Фестивальной высились белые трехэтажные дома из крупных блоков.

Номер пятнадцать. Кажется, вот этот дом. В нем он когда-то с Самсонычем укладывал паркет, тогда дом назывался седьмым. Где же третья квартира?

У Вериной двери Анатолий перевел дыхание — все-таки волновался. Как встретят его? Тихо постучал. Потом громче. Нет дома. Посмотрел на часы. Скоро пять. Пора бы и явиться с работы. Где это она пропадает? Может быть, пойти к ребятам в общежитие? Нет, кроме неприятных расспросов, это ничего не сулит.

Анатолий постучал в соседнюю дверь. Открыла женщина в синем фартуке, довольно миловидная блондинка.

— Простите… Я к Аркушиной… Вы не знаете, где она?

— С дочкой, наверно, гуляет, — не скрывая острого любопытства, разглядывала его соседка Веры. Догадка мелькнула в ее быстрых, с хитринкой глазах: — Да вы заходите…

Анатолий уже шагнул было в дверь, но заметил за спиной соседки мужчину.

— Благодарю… Вы разрешите на час подкинуть вам вещи?

Поставив чемодан, вышел на улицу, неторопливо зашагал к степи. Все-таки хорошо здесь!

Дальний луг затопила синька цветущего кермека. Ласточки, усевшись на телеграфные провода, неторопливо обсуждали планы предстоящих перелетов. Пальцы заныли — захотелось взять карандаш.

Левее футбольного поля рыл траншею канавокопатель.

Девчата сажали вдоль дороги фруктовые деревья.

«Фантазеры, — снисходительно подумал Анатолий. — Ведь плоды оборвут еще зелеными. Очередная романтическая затея».

Он улыбнулся:

— Салют!

Девчата проводили его недоуменными глазами, расхохотались вслед.

Собственно, зачем он приехал? Обрести новую жизнь возле Веры? Она оказалась цепкой. Ему же цепкости не хватало. Конечно, он не думает навсегда оставаться в этой дыре, но как трамплин…

Когда он еще работал здесь, Валентина Ивановна как-то сказала: «Не обижайтесь, но я думаю, что, если вы не избавитесь от мусора, художника из вас не получится».

Признаться, он и сам понимает, что мусор есть, но вряд ли это так опасно, как они предполагают. А у кого из больших людей нет мусора?

Анатолий долго шел степной дорогой к морю. Оно открылось внизу — огромное, сумрачное, пустынное, угрюмо глядело на него. Темно-серые волны с шумом накатывались на плотину. Иржанов поежился, надел плащ, медленно повернул к Фестивальной.

Почти у дома повстречал Веру. Она испуганно, побледнев, прижала к груди Иришку, будто Иржанов собирался отнять ее.

— Здравствуй, — виновато сказал он. — К тебе зайти можно? Не выгонишь?..