Девять месяцев и вся жизнь: роды нового тысячелетия

Когда многие из них спрашивают, а как я додумалась до «всего этого», я мысленно выстраиваю в голове цепочку — вот как это было, настолько обыкновенно и естественно для меня: ещё в школе — передача по телевидению о Марковском, мадонны с младенцами на морском берегу в лучах заходящего солнца, я сразу поняла, что это моё, и на время забыла, потом много разных встреч с увлекательными людьми, знакомство с «Деткой» Порфирия Иванова, купание в проруби и даже «Симпозиум по проблемам бессмертия человека»… Когда пришло время, решение дать жизнь своему ребёнку именно таким способом, казалось, было принято уже давно.

Пока мои слушательницы рассеянно кивают (видали мы эти альтернативы), я, в свою очередь, удивляюсь — как можно по доброй воле оказаться в стафилококковых стенах роддома и, присвоив себе и ребёнку статус пациентов, подвергнуть риску своё здоровье и жизни. Наверное, подставиться насилию чужих людей, системы — а как иначе, если распятая по рукам и ногам в железном орудии пыток, как будто ты сумасшедшая и способна навредить собственному младенцу, лежишь с пережатой полой веной спины, и легендарная операция заботливых акушерок — эпизиотомия, неотвратимо надвигается на тебя. И твой малыш — как смеет он оказаться здоровым, когда его мама больна… беременностью! (Недавно мой знакомый психиатр рассказывал потрясшую его историю из жизни роддома: вокруг новорождённого собрались изумлённые врачи. Они пожимали плечами. Предметом их удивления была головоломка — у этого ребёнка они ничего не нашли. Буквально был здоров ребенок!)

Следующая загадка (это то, что я давно хочу у них узнать, а спросить стесняюсь): как они перенесли то, что ответственные тёти-врачи запретили им «интимный контакт с мужем»? Боюсь, мой вопрос неуместен, потому что, сдаётся мне, они сами себе это запретили. Возможно, начитавшись санбюллетеней, не спросив у собственного тела и, наверняка, у главного виновника, а теперь страдальца поневоле (я имею в виду мужа).

Ну вот, а теперь, справившись со всеми оговорками, я могу со спокойной душой рассказать близким мне по духу подругам, что это такое было для меня естественное рождение.

Всё было вроде как обыкновенным, и вместе с тем — каким-то волшебным. Словно судьба невидимой рукой направляла все наши действия. Это было видно по обстоятельствам. Когда, например, в больнице у меня нашли девочку, я недоумевала недолго, потому что хотела сына, и знала, что так оно и будет. И когда перед самой поездкой услышала от врача: «Мужчина там» — полетела домой как на крыльях. Ведь это было второе из браслета обещанных мне Богом желаний, что начали сбываться. Первое — это ребёнок от любимого.

А следующее — это срок родов, который я вычислила сама, ведь кому как не мне известны были все обстоятельства этого дела. Поэтому дата, названная врачихой, пролетела куда-то мимо моего подсознания и в должный момент не возымела своего спонтанного воздействия.

В свой час мы сели в поезд и, благополучно минуя названную дату, подъехали к городу Симферополь, откуда в переполненном автобусе, с оснащением, пригодным для боевых действий в пустыне, прибыли на долгожданное побережье Черного моря, в тихий и уединенный маленький грот (таким он казался нам тогда). Я помню, как сняла мокрые тапочки и шла по кромке моря, по самой воде, вдыхая непривычными легкими густой йодный запах (мне и дома снился уже запах моря). Начинало темнеть, а у нас ещё не была готова палатка.

Чтобы не томить долгими ожиданиями, сообщаю сразу — он родился этой же ночью, перед самым рассветом. Он не хотел больше ждать — ведь жильё было готово, а рисующиеся мне роды в голубой прозрачной воде под ласковым солнышком, те, которые служили мне учебным пособием в видеофильме, видимо, не входили в его планы. Я прекрасно помню каждую минуту происходящего вокруг, кроме мгновений самых сильных схваток. На гребне этой волны нас просто не было на том месте, мы с малышом были в каком-то действе, древнем как мир и закручивающем по спирали в великий танец, который, если не изучить заранее, может здорово напугать, обезоружить и обессилить. Не стану привирать — всё было поначалу не так уж прекрасно. Я не хотела верить, что это пришли роды, но вид вдруг всерьёз проснувшегося будущего отца напомнил мне о реальности. Когда женщина оттягивает эту работу, которую неминуемо придётся выполнять, она не управляет своей болью, боль начинает управлять ею, бесхозно мечется в теле, сводя его с ума. Не сразу сообразишь, особенно без должной подготовки, как правильно обуздать энергию для родов, и в первые минуты я забыла обо всём, чему меня учили. Но так было лишь в начале. Тогда, несмотря на мои вскрики сквозь недоумение и боль, что мы справимся сами и никто нам не нужен, мой мужчина побежал за людьми. С лесистой горы ко мне спустились духовные акушерки из Днепропетровска, они с трудом убедили меня выйти из палатки, я даже не помню, как оказалась безо всего на берегу у большого камня — всё слишком сильно не походило на воображаемые мною раньше картинки.