В общем, когда я вчера ездила на Беверли-драйв за лифчиком без лямок, я случайно оказалась около «Горошины в стручке» и увидела в витрине огромную надпись «Сезонная распродажа» и с тех пор только о ней и думала. Все утро я уговаривала себя и призывала к здравому смыслу: зачем покупать новые шмотки, если носить я их буду всего три месяца? Но моя машина сама подъехала к магазину, остановилась и выкинула меня перед дверью, где я и стою теперь, трепеща, как наркоман в предвкушении дозы.
Я потрачу не больше трех сотен.
Я вхожу внутрь и тут же понимаю, что дело плохо. Брючки, которые в мой последний приход стоили сто пятьдесят баксов, теперь идут за тридцать пять. Свитера – со скидкой 75%. И разумеется, свежеприбывшая весенняя коллекция, а в ней есть чудные, чудные капри от «Чайкенс», которые я хочу, и бежевые, и серенькие.
Продавщица обнаруживает меня, когда у меня на руке уже висит несколько вещей. Моя старая добрая подруга Шерри.
– Здравствуйте, – говорит она. – Я надеялась, что вы зайдете на распродажу!
– Я смотрю, вы уже нашли «Чайкенс». Мы только что получили прекрасные вещи. Кстати, вы прекрасно выглядите. Какой у вас срок – месяцев восемь?
О-о-о. Не надо так. Это жестоко.
– Нет, – говорю я, стараясь не заплакать. – Седьмой только начался.
Шерри жалобно попискивает, прекрасно понимая, что никаких комиссионных она от меня сегодня не дождется. Но она не знает, с кем имеет дело. Возможно, своим глупым вопросом она даже облегчила свою участь.
– Послушайте, – говорю я, стараясь, чтобы это звучало так же враждебно, как я себя чувствую. – Буду с вами откровенна. У меня сегодня тяжелый день, и я хочу все сделать сама. Вопрос не в вас – я сделаю покупку и оставлю комиссионные, но я совсем не в настроении с кем-либо общаться.
– Без проблем, – говорит Шерри, вся такая улыбчивая и понимающая, как будто слышала это уже тысячу раз. – Я прекрасно понимаю. У всех у нас бывают плохие дни. Если я понадоблюсь, я буду у кассы.
Bay. Держит удар. Мне приходит в голову, что такие ситуации обязательно должны быть упомянуты в инструкции для персонала.
Предоставленная наконец самой себе, я тащу охапки одежды в примерочную, уверяя себя, что на самом деле я не собираюсь их
Салага видит, что я на нее смотрю, и начинает боевые действия.
– Вам не кажется, что они маловаты? – спрашивает она.
Хм-м. Сильно, но мимо. Впрочем, для начала прекрасно.
– Нет, – говорю я. – Они на вас прекрасно сидят.
– Потому что это размер S, и я боюсь, они мне скоро будут малы.
Я гляжу на нее с ностальгической улыбкой, вспоминая первые четыре месяца беременности, и решаю поделиться с юной протеже своей мудростью.
– У меня есть такие, – говорю я. – И я помню, когда я покупала их, S сидели прекрасно, но я сразу решила купить и S, и М и не ошиблась. Я очень рада, что я взяла М, потому что S на меня уже не влезают. У вас какой месяц, четвертый, наверное? – Она выглядит несколько озадаченно, и мне остается надеяться, что я не слишком ошиблась. Я веду честную игру, клянусь вам.
– Нет, – говорит она. – Вообще-то шестой. Я и сама не знаю почему, но у меня даже живота почти не видно.
Поражение. Полное. Тем не менее я решаю пойти против своих инстинктов и остаться милой и любезной, потому что проигрывать тоже надо красиво. Улыбаюсь честной открытой улыбкой:
– Тогда вам действительно надо купить эти. Вы в них потрясающе выглядите.
Я. еще раз улыбаюсь и позорно удаляюсь в свою примерочную. Хорошо хоть есть куда. Единственное, что мне остается, – это спрятаться и не показываться на глаза, пока она не уйдет. Ничто не заставит меня выйти отсюда и встать рядом с ней к зеркалу, чтобы она чувствовала себя красавицей за мой счет. Ни за что.
Ох. Вот и я оказалась на месте Коротышки.