— Он прав, Кон. Откуда мы знаем, что происходило в правительственных лабораториях за последние четверть века? Никогда об этом не думал, но теперь меня это довольно сильно пугает. Не лучше ли поговорить о чем–нибудь более приятном, док?
— Что ж, вы меня просили изложить свою теорию, и вы ее получили. Однако я не могу торчать здесь весь день. Должен же кто–то еще и работать.
Старый астроном взял фотопластинки и направился в сторону своего кабинета, оставив двух друзей в некотором смятении чувств.
Джеймисон мрачно смотрел на телескоп, а Уилер задумчиво разглядывал лунный пейзаж за стеной купола. Он медленно провел пальцами по прозрачному пластику большой изогнутой стены. Его всегда бросало в дрожь при мысли о давлении, которому противостоит эта стена, — и о том, что будет, если она вдруг не выдержит.
Здешний вид славился на всю Солнечную систему. Плато, где стояла обсерватория, было одной из самых высоких точек в большой лунной горной цепи, которой древние астрономы дали имя Альпы. К югу, насколько хватало взгляда, простиралась широкая равнина, так невпопад названная Морем Дождей.
На юго–востоке торчала над горизонтом одинокая вершина вулканической горы Пико. На восток и запад тянулись Альпы, переходя на востоке в окруженную стеной равнину кратера Платон. Была почти полночь, и всю бескрайнюю панораму заливал яркий серебристый свет полной земли.
Уилер уже было отвернулся, когда его внимание привлекли блестки вдалеке за Морем Дождей — огни ракеты. Летать над Северным полушарием было запрешено: вспышка ракетного выхлопа могла за секунду уничтожить фотоснимок, на который уходили часы, а то и дни. Но .запрет, к немалому неудовольствию руководителей обсерватории, соблюдался не всегда.
— Интересно, кто этот вредитель? — проворчал Уилер. — Порой я жалею, что у нас на Луне нет пушек. Так бы и сбил пару недоумков, которые не лают работать по–человечески.
— Весьма милосердная мысль, я бы сказал. Возможно, на складе оборудования тебе помогут. Чего у них только нет.
— Того, что нужно. В прошлом месяце я попросил табулятор звездных величин Хильгера. «Извините, мистер Уилер,
возможно, будет со следующей партией». Я бы пошел жаловаться директору, вот только он меня с некоторых пор недолюбливает.
Джеймисон рассмеялся.
— Что ж, если тебе никак не обойтись без сочинения… гм… эпиграмм, лучше в другой раз их не печатать. Твори в рамках устной традиции, подобно древним трубадурам, — это намного безопаснее. Эй, что это он там выделывает?
Последняя реплика относилась к маневрам далекого корабля. Тот быстро терял высоту — главный двигатель был отключен, и лишь вертикальные сопла тормозили падение.
— Господи, похоже, он падает!
— Нет, все в порядке. Ух ты! Пилот знает свое дело!
Корабль медленно исчез из виду за краем гор, продолжая плавно снижаться.
— Запланированная посадка. Иначе через десять секунд мы увидим потрясающий фейерверк и нас чуть тряхнет.
Оба провели минуту в напряженном ожидании, не отрывая взгляда от горизонта, а затем облегченно вздохнули. Не было ни отдаленного взрыва, ни дрожи пола под ногами.
— И все–таки, возможно, у нею проблемы. Лучше попросим радистов с ним связаться.
— Ладно, пойдем.
Когда они добрались до радиорубки, связист уже был занят. Кто–то другой донес о севшем за Пико корабле, и радист вызывал его на общей лунной частоте.
— Алло, Астрон вызывает корабль, совершивший посадку возле Пико. Как меня слышите? Прием.
Радист успел повторить вызов несколько раз, прежде чем наконец послышался ответ.
— Алло, Астрон, слышу вас хорошо. Прием.
— Вам нужна помощь? Прием.
— Нет, спасибо. Конец связи.
— Конец связи.
Радист выключил передатчик и с обиженным видом повернулся к остальным.
— Вежливый ответ, нечего сказать! В переводе означает: «Не лезьте не в свое дело. Позывной я вам не назову. Счастливо оставаться».
— Как думаешь, кто это?
— И думать нечего — правительственный корабль.
Джеймисон и Уилер переглянулись, осененные одной и той же догадкой.
— Возможно, док таки прав.
— Запомни мои слова, приятель, — согласно кивнул Уилер, — в тех горах есть уран. Но лучше бы его там не было!
2
В последующие две недели корабли садились в районе Пико один за другим, и после нескольких дней оживленных дискуссий астрономы постепенно перестали комментировать творившееся у них на глазах. Очевидно, в Морс Дождей происходило нечто важное, и, поскольку никто не мог предложить ничего лучше, теория об урановой шахте стала общепринятой.
Вскоре сотрудники обсерватории совсем свыклись с энергичными соседями и не вспоминали о них, за исключением тех случаев, когда пламя ракет засвечивало важные фотопластинки. Тогда они рассерженно врывались к директору, который успокаивал их как мог и обещал доложить куда следует.