Вокруг костра сидели девять человек, между собой они отличались колоссально, начиная с внешнего вида и заканчивая главными особенностями музыкальных инструментов. Практически каждый держал неизвестный прибор в своих руках.
– Вечер добрый, – поприветствовал Мирон. – Не скрою, вы удивили меня тем, что находитесь здесь. Смотрю, вас собрала не только духовная составляющая, но и музыкальная, верно?
– Знаешь про наше сообщество? Кто рассказал? Кто привел тебя? – спросил человек со свирелью, видимо, он был основателем этого собрания.
– Нет, никто не привел, и не слышал про вас ничего. Я просто шел мимо и увидел свет. Я впервые в этих местах.
– Всё очень странно, – взял слово еще один из присутствующих, – сюда просто так не заходят, молва слывет нехорошая об этом месте. Приписывают и нам разные демонические деяния. Будто мы тут жертвы приносим да сатане поклоняемся, похищая маленьких детей. Мирона бросило в животный оскал. Он понимал, что это уточнение лишь фигура речи, но наградил укором во взгляде своего оппонента.
– Ладно-ладно, вижу недобрый взгляд. Уверен, неспроста тебя сюда привело! – снова обратился к Мирону мужчина со свирелью. – Хотя новичкам мы всегда рады. Так какую философию жизни ты принес к нам?
– Отцовская моя философия! Есть здесь в проклятой округе тот, кто не так давно посмел выкрасть у меня моих детей. Вот и судите, по какой философии мне теперь жить! Может, подскажете что? Может, и зазря я тут? Кроме вас здесь бывает кто еще?
– Друг, ты православный? Ходишь в церковь? – встал с земли человек, похожий на шамана. В руках у него была длинная труба, по размеру выше самого исполнителя.
– Да, – честно ответил Мирон. Он часто один, а иногда и с детьми посещает храмы области, в некоторых ему довелось поработать, помочь с восстановлением.
– Мы принимаем твой выбор, твою веру, твое отношение к миру, – продолжил человек, похожий на ведуна. – Вой ветра уподобляется музыке, как, впрочем, и музыка – вою ветра. И что такое ветер, как не дыхание, дуновение Богов? – процитировал он объясняющее изречение. – Так вот, никто из нас не имеет своего храма. Мы практически одиночки в выбранных ответвлениях от массовых религий. Вот поэтому каждый из нас из города или храма носителя нашей веры привез свой инструмент. В каждом из них наша святость, духовность, божественность. У меня в руках труба – австралийская диджериду. Легенды аборигенов Австралии гласят: «Когда ничего не было, даже времени, творческим Сущностям Ванжина приснился наш мир. Когда был создан первый Человек, Ванжина покинули Землю, но для связи с собой они оставили людям диджериду. Звучание диджериду создает особое пространство, особый коридор, по которому Ванжина могут опускаться в мир Людей, а Люди подниматься в Духовный мир».
Закончив свой увлекательный рассказ, мужчина присел на землю и начал исполнять музыкальные, очень похожие на горловое пение, мелодии, до дрожи пробравшие Мирона.
– Это всё познавательно и интересно, но мне надо торопиться, может случиться трагедия, – дослушав мелодию до конца, произнес Мирон. – Сегодня пропал мальчик, ориентировочно в этом районе. Скоро здесь будет полно полиции. Мне надо спешить. Мне рассказывали, что эпицентр «странностей» в месте, которое местные жители прозвали «вавилонами», в каменном лабиринте. Существует гипотеза, что там древние захоронения.
– Лабиринты являются «защитными сетями», основное предназначение которых сводилось к запугиванию душ умерших людей, чтобы они не могли возвратиться к живым, – представила свою дополняющую версию девушка, держащая в руках карты таро. – Карма, – произнесла она, достав из колоды три карты.
– Естественно, другого ответа я и не ожидал. Хорошо, не прокляли. Запудрили мне еще больше голову. Вот не живется людям «в этом мире», – по-стариковски бурчал Мирон, уходя во тьму и пустоту. Зрение привыкло к свету и не сразу могло смириться с наступившей ночью. Мирон уходил всё дальше в глубину таинственного парка.
Перекрестки тропинок всё же вывели Мирона из густых насаждений на очередную поляну. Проходя по ней, Мирон почувствовал под ногами крупный щебень. Явно им что-то было выложено на земле. Включив фонарик на телефоне, Мирон освещал плохо видимые контуры некого рисунка. Он шел, склонившись и пытаясь вглядеться и понять. Рисунок был ромбовидной формы, внушительных размеров, с непонятными узорами, в его центре находился жертвенный камень – массивный, с потеками крови.
Мирон склонился над ним.
– Так и думал, бутафория. Кровь точно не животного происхождения. Если обряды и проводят, то уж точно без человеческих жертв, – пробормотал Мирон.