Девять с половиной идей

А как все начиналось… Нет, не хорошо, ужас был всегда, он сопровождал ее с самого раннего детства, ее, маленькую девочку Ольгу Суворову, родившуюся в небольшом городке в Ленинградской области.

Ужас был всегда. Но теперь он стал реальным. Чересчур реальным.

Боже, но где же Стивен?

– Миссис Маккинзи, – обратилась к ней женщина-полицейский, которая утром привезла ее из тюрьмы. Это означало одно – обратно в Райкерс. Ей, выросшей в Советском Союзе, было не так неприятно в комфортабельной тюрьме, как другим заключенным. Но все равно это был застенок.

Остается только надеяться. Три дня. А потом опять суд. Неужто ей никто не поможет и она совсем одна, как тогда… Тогда…

Ольгу увели, а Арнольд Постейло остался в пустеющем зале суда.

Ольга Советский Союз, 1975—1988

Оля в очередной раз подошла к окну и с надеждой посмотрела вниз. Мамы все еще не было. Когда же она придет!

Несмотря на то, что Оле было всего пять с половиной лет, она считала себя уже большой девочкой. Она умеет, например, готовить. Конечно, не так, как мама, когда у той хорошее настроение, но Оля уже научилась жарить яичницу и делать салат.

Обычно мама возвращалась с работы около шести вечера, но очень часто ее вызывал по телефону директор, так говорила мама, и ей приходилось работать в ночную смену.

Тогда мама просила остаться с Олей соседку тетю Машу или сама приводила дочку к ней. Многоподъездную пятиэтажку постройки хрущевской эры населяло огромное количество жильцов. Но, конечно, самой лучшей была тетя Маша.

Она такая хорошая, всегда веселая, никогда не наказывает своих детей, несмотря на то, что у нее и ее мужа дяди Саши их целых шесть. Оля знала, что им за это дали трехкомнатную квартиру, и многие соседи, особенно старушки на лавке, часто поминали это как совершенно несправедливый факт, добавляя, что много ума не надо, чтобы нарожать шестерых, а вот воспитать их! При этом они всегда жаловались, что сами проработали на заводах или в колхозах по сорок лет, а им никто не даст большую квартиру, а какой-то вечно беременной сразу же выделили такую жилплощадь.

Оля не все понимала из того, о чем говорили старушки, вечно злобные и завистливые. Она только знала, что они плохо отзываются о тете Маше, которую девочка считала второй мамой.

Оля уже несколько раз пыталась спросить мать, где же ее папа, но та всегда как-то грустнела и переводила разговор на другую тему. Оля не настаивала, хотя ей было очень интересно узнать, где же ее отец, который обязательно должен быть похож на дядю Сашу – такой же сильный, всегда находящий время для своих детей.

А у мамы времени почти никогда не было, но Оля от этого не переставала любить ее. Ей только хотелось узнать, кто же ее отец. Эту тему она затронула не сама, просто в детском саду, откуда ее обычно забирала все та же тетя Маша, воспитательница как-то сказала, что надо уважать любую профессию, главное – это приносить благо Родине. А потом она попросила детей сказать, кем работают их родители. Каждый с гордостью сообщал о профессии отца и матери. Сережа, например, пыжась от того, что знает такие слова, сказал, что его папа – кандидат технических наук. Воспитательница каждого хвалила, смеялась вместе с детьми. Когда же очередь дошла до Оли, то она, тоже гордая за свою маму, заявила на всю игровую комнату, что ее мама – медсестра.

– А папа? – задала вопрос воспитательница.

Оля не ответила, а только опустила глаза. Она видела, что друзья смотрят на нее, при этом воцарилась тишина, словно каждый ждал только ее ответа. У Оли не было папы, но она не хотела об этом говорить, потому что боялась, что другие дети будут смеяться. Раньше она никогда не задумывалась о том, что у нее и у ее мамы нет никого, похожего на дядю Сашу.

– А у нее нет папы, – произнес кто-то из детей.

Воспитательница постаралась замять эту неловкую сцену, стала что-то весело говорить, декламировать стихи, но Сережа, который был самым одаренным мальчиком, крикнул так, чтобы слышали все:

– А моя мама говорит, что у тех, у кого нет отца, семья неполная! Они незаконнорожденные!

Поднялся крик, воспитательница вскочила на ноги и попыталась стукнуть мальчика. Никто толком не понял, что означает «незаконнорожденный», однако это звучало противно и гадко. Что-то плохое, и это плохое было связано с Олей.

Оля запомнила, что тогда никто не смеялся. Все смотрели на нее с каким-то доселе незнакомым чувством. Это было презрение. Девочка поняла, что ее презирают за то, что у нее нет папы.

Она чувствовала на себе взгляды своих друзей, с которыми только что играла в мозаику или одевала кукол, а те, окружив ее кольцом, стояли молча и смотрели. Тогда Оля побежала в спальню, улеглась в свою кровать и стала плакать.

К ней никто не подошел, воспитательница, только заглянув, исчезла.

Когда Оля вышла обратно к группе, ее перестали замечать. С ней больше не играли, другие дети сторонились ее. А когда пришли родители, каждый ребенок что-то обязательно шептал своей маме или, хуже того, папе.