Девять веков юга Москвы. Между Филями и Братеевом

Для торжественной встречи или проводов послов царь Михаил Федорович собирал в Москве сотни бояр, дворян, стрельцов, разных чинов людей, которые уже на въезде в город встречали или до выезда провожали послов. Состоятельные владельцы предоставляли для этой цели своих «даточных людей конных в цветном платье», и чем важнее был хозяин, тем больше людей он давал. В феврале 1625 г. на встрече кизылбашских послов от боярина князя Алексея Юрьевича Сицкого было 16 человек. В марте 1626 г. на встрече за Тверскими воротами свейских [шведских. – Ред.] послов – 16 человек. В ноябре 1626 г. на выезде за Тверскими воротами свейских послов – 12 человек. В декабре 1627 г. на встрече на Переяславской дороге турского посла Фомы Катакузина – 18 человек. В декабре 1630 г. на встрече за Сретенскими воротами голландских послов – 12 человек; в 1631 г. на встречах за Тверскими воротами посла свейского короля Густава Адольфа, которые в Москве были не раз: в апреле – 10 человек, в мае – 14 человек. В июле 1631 г. на встрече датского посла – 16 человек.

Князь Сицкой также иногда присутствовал на приемах послов. В мае 1625 г. – на отпуске кизылбашских послов в Золотой Меньшой палате. В мае 1631 г. – на приезде Антона Монира, посла свейского короля. В Золотой Меньшой палате бояре, окольничие, думные люди, стольники, стряпчие, дворяне московские, дьяки и гости сидели по лавкам в золоте и в горлатных (из горлышек пушных зверей. – Ред.) шапках. Бояр было 11, а Сицкой сидел девятым. В январе 1637 г. на встрече при литовском гонце – столь же многолюдное собрание, и тоже все в золоте. Бояр было 17, а Сицкой сидел десятым.

Княгиня Авдотья Дмитриевна умерла 4 декабря 1634 г.

В тот период (1632–1636) боярин князь А.Ю. Сицкой стоял во главе Пушкарского приказа. А в 1638 г. Сицкой – вновь начальник Судного Московского приказа[309]. Государь велел боярину провести на Москве подворную перепись людей «для осадного времени». С ним были дьяки и дворяне (по росписи), которые ездили по всем слободам города. Во время службы князя Дмитрия Михайловича Пожарского в Переяславле Рязанском (1638–1641) Сицкой заменял его в Москве у городового земляного дела – от Москвы-реки по Яузу.

В результате породнения с князем Сицким не только боярин Глеб Иванович Морозов значительно увеличил свои земли, но и князь Сицкой использовал для этих же целей влияние зятя и его старшего брата при дворе. По имеющимся документам можно заключить, что владения Сицкого к концу его жизни значительно превышают те, что были за ним по писцовым книгам первой трети XVII в.

Родовые земли передавать по женской линии запрещалось – в соответствии с указами 1562 и 1572 гг., подтвержденными и развитыми в указе от 3 декабря 1627 г. Поэтому все дачи князя А.Ю. Сицкого зятю – Г.И. Морозову – это «выслуга» и «купля», наследование которыми осуществлялось в соответствии с волей завещателя. Приданым за дочерью князь Сицкой дал сельцо Игнатовское – в писцовой книге Московского уезда сохранилось описание «преданей» вотчины Г.И. Морозова сельца Игнатовского, которым он владеет «по данной тестя своего боярина князя Алексея Юрьевича Сицкого 136-го году», то есть 1627–1628 гг.

По поводу сельца Зюзина такой информации не найдено. Но, судя по отказным книгам от 28 сентября 1644 г., в год смерти А.Ю. Сицкого государь указал «купленную вотчину боярина князя Алексея Юрьевича Ситцкого селцо Скрябино Скорятино и Зюзино тож на ручью, а под ним пруд, с пустошми отказать в вотчину боярину Глебу Ивановичу Морозову и жене его Овдотье» (в сельце двор вотчинников, позади него сад, двор конюшенный, двор скотный, двор псарный, двор приказчиков, деловых людей 3 двора, 3 крестьянских двора, 4 двора бобылей; пустоши Евгутино, Ащепково, да в пашню припущена пустошь Трубниково а Мишкино тож)[310]. Следовательно, сельцо Зюзино завещано как «купленная вотчина», т. е. оно не приданое, а часть наследства от отца жены Евдокии Алексеевны.

Князь Алексей Юрьевич Сицкой скончался в июле 1644 г., отпевал по нем сам патриарх в Новоспасском монастыре. Там князь и был погребен[311].

Боярская вотчина